Обида молодого хёвдинга никого не волновала. Сконцы пили пиво, взятое на кнорре, ели вяленое мясо и ягоды в меду, добытые оттуда же, – и дружно пели песни, хотя после третьего бочонка это было уже не пение, а бычий рев…
Гудрун сидела рядом с Лейфом и делала вид, что разделяет общую радость. А втайне надеялась, что кто-нибудь из пирующих спьяну вывалится за борт…
Но думала не об этом. Ее беспокоил один вопрос, который почему-то не пришел в голову никому из мужчин. Что будет, если уцелевший свей все-таки доберется до берега?
Ночью она не выдержала и задала этот вопрос Лейфу.
Норег самодовольно хрюкнул.
– Ты хотел, чтобы он спасся? – догадалась Гудрун. – Но зачем?
– Узнаешь, когда придет время! – отрезал Лейф. – И хватит разговоров! Мне нужен сын, а не твои вопросы. Иди сюда, женщина…
Глава четырнадцатая
Я по-прежнему вижу ее во сне каждую ночь. Она больше не плачет. Ее лицо, как мертвая маска. Я смотрю на нее, и самому впору заплакать. И еще больше хочется – убивать.
Я чувствую, что вскоре смогу это желание удовлетворить. Рука заживает отлично. То есть на клавесинах мне уже не играть, ну да я и раньше не играл, а грести мог бы… Если бы отец Бернар не запретил.
А вот с мечом упражняться – никаких ограничений. Так что мы с Медвежонком, который тоже стремительно здоровеет, крутим железо до полного изнеможения. Друг с другом, с ирландскими хольдами, с самим Лисом, который фехтовальщик – так себе, зато убийца – наивысшего класса. Среднестатистический мастер айдзюцу[20]
и мявкнуть бы не успел, а уже заполучил бы децил стали в брюшную полость.Но вернемся к нашим новостям.
Человек, которого мы сняли со скалы, оказался кормчим свейского кнорра. И кнорр этот совершенно внаглую захватили разбойнички, предводительствуемые, кем бы вы думали? Точно! Эйнаром Торкелем и Лейфом Весельчаком.
Напали они довольно подло: вкрались в доверие и набросились. И это притом, что у свейских купцов была грамотка-гарантия от Харека-конунга, а сам Эйнар шел в Хедебю. Они что, совсем идиоты?
И на хрена захватывать кнорр, нагруженный железом, если железо это на драккар можно перегрузить только малой частью? А тащить обратно в Хедебю чужой кнорр, который к тому же там видели, – это полным недоумком надо быть. Да Харек за такое все торчащие части тела тупым ножиком отрежет.
И какого хрена они отпустили свидетеля? Догнать пловца в море можно на самой утлой лодчонке. Догнать и утопить. А потом заявить: ничего не знаем, ничего не видели, нашли кнорр без команды и забрали. Тоже мало достойное доверия заявление. Но его хоть опровергнуть некому.
Мужик, однако, орел. Просидел на камнях четыре дня, питаясь ракушками и утоляя жажду дождевой водой, скопившейся в яме на макушке валуна. И дождь прошел всего лишь позавчера, так что первые пару дней он сидел вообще без воды. Вот это круть! Вот это настоящая воля к жизни!
Я всё ломал голову: что за абсурд? На хрена им было нападать на кнорр? Жадность и дурость?
Но за Лейфом ничего подобного не замечалось.
Эйнар Прыщик – да. Этот – молокосос. Но мой бывший хирдман – мужик умный и расчетливый…
Я ломал голову и строил прогнозы, а Свартхёвди – ликовал. У Медвежонка всё просто. Он сразу заявил, что новость – отличная. Мол, оставят сконцы кнорр себе или утопят, предварительно перезагрузив часть груза на Северного Змея, это уже не так важно. И в первом, и во втором случае они пойдут медленнее, что замечательно, поскольку Северный Змей – кораблик ходкий, и настичь его непросто. А если он отяжелеет или, что вообще отлично, возьмет на буксир набитый под завязку кнорр, то это существенно приблизит его, Медвежонка, к сбыче мечт. То есть к наматыванию сконских кишок на столб.
Не правда ли, очень оптимистично?
Кнорр они не бросили. И задержались даже больше, чем мы могли надеяться. Дистанция между нами сократилась до трех дней хода. Так нам сказали в поместье, где мы остановились. Они видели Северного Змея, буксирующего кнорр, всего три дня назад.
Твердая земля, камешки колют спину… Почему-то с Ульфом она никогда не обращала внимания на все эти мелкие неудобства. Новый муж пыхтит, старается, слюна течет по бороде, вздуваются буграми мышцы под белой гладкой кожей, хрипит:
– Хорошо тебе?.. Хорошо?..
Гудрун молчит. Выдыхает резко, когда здоровенный норег наваливается на нее всем весом.
Ему кажется: она задыхается от страсти… А ей просто тяжело. И – ничего. Внизу словно все отмерло.
Лейфу – без разницы. Влить в нее еще одну порцию семени – вот о чем он думает. Если думает…
– Обними меня! – приказывает муж.
Гудрун обнимает. Под ладонями – липкая от пота кожа, под кожей – горячая плоть. Мышцы, ребра… Гудрун представляет, как входит в эту плоть холодное железо… И чувствует сладостное томление в груди. С губ срывается стон…
Муж думает: это она – от страсти, и толчки-шлепки становятся чаще. Он взрыкивает по-медвежьи и наконец изливается. И тут же отталкивается от земли, усаживается рядом, очень довольный, глядит на Гудрун сверху, скалится: