Танец втроем (Фиса)

— Скажешь, что тогда ты у них заночуешь. Потому что идти тебе все равно некуда. И не вздумай заикнуться, что у тебя родная тетя в Ленинграде. Узнают — никогда никакой комнаты не получишь.

Поэтому на следующий день Фиса с двумя чемоданами в час дня уже шаталась по длинным коридорам, пытаясь отыскать ответственных за поселение. Ответственными оказались два безответственных второкурсника. Они ей очень обрадовались, но сразу предупредили, что комнат пока нет.

— Тогда я у вас ночевать буду, — сказала Фиса, ставя чемоданы на пол.

Молодые люди уставились на нее, не зная, радоваться им или как. Но выражение лица Фисы ничего хорошего не предвещало, поэтому один из них заметил:

— А чего ночевать-то? Еще неизвестно, завтра освободятся комнаты или нет.

Фиса такой вариант с тетей не обсуждала, но сдаваться не собиралась.

— Тогда я у вас жить буду.

И села на чемоданы.

Тут один из молодых людей, перестав таращиться на непрошеную гостью, порылся в бумагах, пошептал что-то и просиял:

— Вот. Единственное, что могу предложить, это 145-ю. Пойдешь туда?

— Пойду, — сказала Фиса, но насторожилась, — там что, этаж последний, с потолка капает?

— Нет, — улыбнулся парень, — просто там одна вьетнамка поселилась. Места свободны. Только ключ у нее, а она ушла. Придет поздно вечером. Ждать будешь?

— Буду, — недоверчиво покосилась на них Фиса. — А чемоданы у вас оставлю. И если ваша вьетнамка не явится — ночевать сюда приду. Так что далеко не разбегайтесь.

— Явится, явится, — в один голос подтвердили молодые люди и вздохнули с облегчением, когда Фиса наконец убралась из их комнаты.

Я пришла в общагу часов в пять вечера. На подоконнике, неподалеку от комнаты, сидела девушка. Вид у нее был мрачный. Я подергала дверь — вьетнамка возвращаться и не думала. Тогда я подошла к мрачной девушке, вспомнив, что видела ее на экзаменах.

— Привет.

— Привет, — сказала она.

— Хочешь яблоко? — я развернула кулек.

Яблоки были огромные и желтые. Мы съели по одному.

— Ты вьетнамку ждешь? — спросила я.

— Ее, родную.

— Так, значит, мы соседки! Меня туда два дня назад поселили. Я здесь уже два вечера дежурю. Похоже, она нашла где-то место поинтересней.

— Не придет — будем ломать дверь, — еще мрачнее стала Фиса.

Вот так мы и сидели, вяло перекидываясь фразами и недоумевая, что нам делать дальше. Я бы, конечно, сходила куда-нибудь, чего сидеть сиднем. Но Фиса, напуганная тетей, решила сидеть до конца — до победного.

Вьетнамка появилась часов в десять. Я лично ее совсем не ждала, ее ведь два дня уже не было, кто сказал, что она на третий обязательно явится? — так, сидела с Фисой за компанию. А Фиса была уже на пределе — вот-вот взорвется. По сравнению с маленькой вьетнамкой она выглядела громилой, и у меня сердце упало — как она на нее глянула. Я ведь ужасно не люблю скандалов. А Фиса, пожалуй, скандалить и не будет — сразу убьет.

Вьетнамка уже о нас все знала. Ответственные за поселение встретили ее на первом этаже и предусмотрительно предупредили, поэтому она направилась сразу к нам.

— Здравствуйте, меня зовут Ань.

И это тоже — очень важно. Потому что именно тогда все вокруг стало меняться. Сначала медленно и незаметно. А потом — все быстрее и быстрее… В этот момент мы изменили свои имена. И представились:

— Фиса.

— Ан… — Фиса зыркнула на меня, словно одергивая, — Тоня.

Это потом я поняла, когда многие спрашивали, почему имя у нее такое дурацкое. А Фиса, она быстро сообразила. Ведь по-настоящему ее всегда звали Анфиса. Тоже с «Ан». Представляете, что бы у нас была за жизнь, если бы при каждом «Ан» вьетнамка вздрагивала и приветливо улыбалась. Теперь я точно знаю — мы бы с ума сошли. Фиса, она всегда от всех отгораживалась. И тут, чтобы отделиться от вьетнамки, даже имени своего не пожалела. А меня, кстати, Антониной зовут. Друзья — Антоном. Но Фиса права, три «Ан» в одной комнате — это невыносимо.

С вьетнамкой этой у нас потом чуть международный скандал не вышел. Ну, пока мы посуду за собой не мыли, она на нас только круглыми глазами смотрела. Когда стали лекции прогуливать, а точнее — просыпать, она губы начала поджимать. Ну а когда к нам мальчик пришел за конспектами — скромный такой, робкий — и мы посадили его чай пить, она так по комнате заметалась, будто ее девственности лишают.

— Больная попалась, — определила Фиса.

И я быстренько с ней согласилась. Потому что если не согласиться, значит, не она больная, а мы. А мне и без того казалось, что мы все время что-то не то делаем. Но у Фисы чувства вины не было. Не приживалось оно в ее сердце. Ее сердце вообще ровно половину человеческих чувств не вмещало. Зато вторая половина, которую оно вмещало, была раздута до сверхъестественных размеров…

Все мои однокурсники живут теперь припеваючи. Семьи, дети, обожаемая работа. Некоторые, самые сердобольные, когда я с ними встречаюсь, даже уверяют, что не было тогда ничего особенного. Все были намного моложе, студенческие годы и все такое. А в общем — ничего не было.