Тангейзер

Даже Тангейзер вздрогнул, упоминание о дьяволе само по себе богохульство, а еще из уст императора, да при свидетелях и в таком святом городе…

Глава 15

Все-таки с императором прибыло народу достаточно, хотя по большей части это рыцари преданного ему Тевтонского ордена, все настоящие гиганты. Себя Тангейзер считал достаточно рослым, но на прибывших приходилось смотреть снизу вверх, и не раз подумал с трепетом, что с такими слонами не только в бою, но и в турнирной схватке встречаться страшновато…

Тангейзер из-за их голов и широких плеч мало что мог рассмотреть, но когда вошли в Храм Гроба Господня, там не было ни одного епископа или священника.

Все замерли, не зная, что делать, корона властелина Иерусалимского королевства покоится на сиденье королевского трона, но даже епископы Винчестерский или Эксетерский не имеют права к ней притронуться…

Тангейзер затаил дыхание. Император гордо выпрямился, уверенным шагом пересек пространство, отделяющее его от трона, в Храме наступила вообще мертвая тишина, никто даже не дышит, а император спокойно взял корону и возложил ее себе на голову.

Некоторое время все еще стояла тишина, потом пошли вздохи облегчения, как-то никому и в голову не приходило, что можно поступить вот так, а не дожидаться, что корону должен опустить на голову только папа римский.

Император повернулся, сел на королевский трон, уже как монарх Иерусалимский, с улыбкой кивнул Герману фон Зальцу.

Гигант развернул свиток с красными сургучными печатями и громко зачитал обращение императора Фридриха, который милостиво прощает папу римского Урбана Четвертого за доставленные ему неприятности.

Потом император отправился осматривать город, что теперь принадлежит ему, а значит, и всей Европе, но посещал не только многочисленные христианские святыни, но и мусульманские.

Появились католические священники, на императора с короной на голове смотрят с ненавистью, но теперь уже делать нечего, приходится применяться к свершившемуся, и они пристроились в конце к свите.

За время императорского объезда Иерусалима муэдзины аль-Аксы дважды призывали к молитве, католические священники шипели, втихомолку требовали прекратить святотатство, но их голоса до императора просто не доходили.

Однако, когда они попытались последовать за ним в Собор на Скале, он обернулся, взглянул с удивлением и негодованием:

– А вы куда?

Священники в испуге начали кланяться, один пролепетал:

– На… Храмовую гору… господин…

Император прорычал гневно и очень громко, как понял Тангейзер, намеренно, чтобы слышали и сарацины, столпившиеся в сторонке:

– Клянусь Богом, если хоть один из вас еще раз войдет сюда без разрешения, я выколю ему глаза!.. А теперь вон отсюда, папские лизоблюды!

Тевтонцы с грубым смехом проводили священников пинками. Сарацины смотрели удивленно, даже не переговаривались, чересчур пораженные тем, что видят.

Тангейзер думал смятенно, что самый успешный и бескровный крестовый поход совершил крестоносец, «креста на котором нет», но вот Манфред утверждает, что раз уж все жаждут крови, то это великое деяние пройдет незамеченным.

Более того, император намеревается вернуться в Европу и показать папе, кто хозяин на континенте, так что здесь постепенно все пойдет вразнос, и христианский мир со временем потеряет Святой Город, если не отыщется такой же мудрый правитель, как их господин…

В чем-то он прав, хотя Тангейзеру очень не хочется в такое верить, это же признаться, что и сам дурак, а также злобное животное, ощутившее разочарование, что вот эта Святая земля, за которую пролито столько крови, получена без боя и горы трупов с обеих сторон.

Как в поисках спасения, он протянул руку и коснулся кончиками пальцев лютни. Вот ей, единственной, мир лучше войны. Когда звенят мечи, не до песен.

А если и до песен, мелькнула мысль, то до самых простых, где больше крика, чем самой песни. А он простых больше не сочиняет…

Манфред сказал в кругу рыцарей, что весьма желательно, чтобы хотя бы несколько человек поселилось в самом Иерусалиме на какое-то время. Кто-то, возможно, предпочтет остаться здесь навсегда, как вот он уже и забыл, как там в родной Германии, здесь у него и земли, и владения, и дома со слугами, так что подумайте, решите, а мы, если нужно, поможем.

Тангейзер ответил первым:

– Я останусь!.. Мне здесь нравится.

Послышались голоса:

– И я!

– И мне!

– Я тоже…

– Сегодня же подыщу дом…

Манфред поворачивался, лицо светлело, наконец кивнул с самым довольным видом.

– Прекрасно. Думаю, хватит и добровольцев. Императора тревожить не придется. Но если что понадобится, обращайтесь сразу!

«Мне что-нибудь обязательно понадобится, – подумал Тангейзер. – Уж я-то придумаю, что мне понадобится, только бы еще побывать у императора».

Он поселился в большом доме, где с десяток квартир вдоль длинного коридора, на первом этаже неплохая харчевня, где ему сразу же понравилась и еда, достаточно причудливая, что удивило и обрадовало, и прекрасное вино, какое невозможно отыскать в Германии, а здесь оно на каждом шагу в лавках местных иудеев и христиан, им торговать вином Коран не запрещает.