Танги

— Сволочь! Дерьмо! Кусок дерьма! Ты что же, вздумал противиться мне? Я тебе покажу, как делать мне назло! Грязный ублюдок! Коммунист! Большевик! Так ты не веришь в бога, да? Ты строишь из себя умника? Дерьмо!

Красный брат захлебнулся от злости. Танги задыхался. Глаза его застилали слезы. Каждый удар ремня по мокрому телу причинял ему острую боль. Но он не плакал. Напротив, его охватила какая-то болезненная радость. Он наслаждался яростью монаха, он чувствовал себя сильнее его. Он знал, что в глубине души тот его боится. Брат потому его и ненавидит, что боится.

Внезапно Танги от ненависти словно потерял голову. Он встал, весь бледный, с окровавленным лбом, с исхлестанным, покрытым синими рубцами телом и принялся кричать:

— Вам хочется меня убить, да?.. Ну что ж, убейте!.. Что вас удерживает? Ваш Христос? Ваше христианское милосердие? Отвечайте! Вы знаете, что я о вас думаю! Вы знаете и боитесь! Это вы все — дерьмо! Такое дерьмо, что до него мерзко дотронуться!.. Каждое утро вы исповедуетесь… но все вы просто шайка воров и убийц!..

Красный брат, побледнев, отступил. Затем Танги увидел, что он снова приближается. Инстинктивно Танги попытался укрыться. Удары сыпались на него со всех сторон. У него гудело в голове. Он чувствовал, как она тяжелеет. Брат ударил его ногой в поясницу, и Танги потерял сознание.

Он пролежал пять дней в лазарете. Когда он вышел, он еще чувствовал тяжесть в голове и боль во всем теле. Как только Красный брат увидел его, он отвесил ему пару оплеух и приказал бегать по кругу. Танги повиновался. Первые круги дались ему довольно легко; но малу-помалу все начало кружиться у него перед глазами. Его терзал голод; пот катился у него по лицу. Он бежал, крепко сжав губы, стараясь не потерять сознания. Против воли он начинал дрожать всякий раз, как, сделав круг, приближался к брату, стоявшему с палкой в руке. Однако тот ни разу не ударил Танги. Он только приказал ему в наказание целый месяц есть, стоя на коленях; неделю не получать хлеба; перед сном каждый день стоять час на коленях — тоже в течение месяца. С этого дня вся жизнь Танги превратилась в одно сплошное наказание. Но ему все стало безразлично. Конечно, он очень страдал. Но его ненависть все побеждала. Он часто спрашивал себя, зачем он родился и не лучше ли ему покончить с собой. Но он знал, что не в силах на это решиться. И он переносил такое существование, не говоря ни слова. Он не желал ни от кого ни помощи, ни утешения. Он разорвал единственную карточку своей матери, придавая этому поступку символическое значение.

Пе уже давно не был с ним «в доле». На самом деле ему только и надо было, что попользоваться принесенными Танги в первый день продуктами. Но Танги не осуждал Пе — ведь тот был только жалким, несчастным существом, голодным и больным. Танги был даже рад, что отделался от него: ему не хотелось ни с кем разговаривать и дружить. Он желал только одного — чтобы его оставили в покое.

После происшествия в душе капо постоянно подстерегали его, не спускали с него глаз. Танги это знал и старался не давать им повода для наказаний. Он строго подчинялся всем правилам. Он всегда был начеку. Он чувствовал, что ему стараются причинить как можно больше зла, и готов был защищаться, насколько это от него зависело. Но иногда им овладевала усталость. Чаще всего, когда он думал о Гюнтере. Ночью, когда его товарищи спали, Танги, стоя на коленях, вспоминал его доброе лицо. Он припоминал каждый жест, каждое слово человека, которого он так любил. И тогда, отдаваясь своим мыслям, он чувствовал, как безмерная тяжесть опускается ему на душу, и он склонялся под этим невидимым грузом. Борьба казалась ему бесплодной. Он спрашивал себя, почему он не умирает… Гюнтер… В день смерти его друг вложил ему в руки единственную ценную вещь, которая у него осталась; последнюю ночь они провели вместе, дожидаясь смерти, а она все медлила… Какой-то заключенный вырвал у Танги единственную память о друге, которую Танги надеялся сохранить навсегда…

Танги больше не плакал. Никогда он не плакал теперь. Бывали минуты, когда он чувствовал, что тоска сжимает ему горло и теснит грудь; он думал, что вот-вот разрыдается. Но слезы не прорывались наружу. Танги утратил способность плакать, так же как утратил надежду. В сердце у него оставалось место лишь для возмущения и ненависти. Он одинаково ненавидел всех. Он изгнал из памяти даже свою мать, ибо не хотел видеть в ней ничего, кроме враждебности, как и во всех людях, за исключением единственного человека, которого уже не было в живых.

IV

Воспитанники работали в мастерских, расположенных в левом крыле здания. Мастерские принадлежали частным лицам. Эти «хозяева» получали из приюта постоянную и дешевую рабочую силу. Они платили братьям минимальную сумму за каждого человека в день, ибо большинство их питомцев были малолетки. Воспитанники получали за работу лишь пять пезет в неделю «на чай».