Танги

— Госпожа де Байос? Да ведь она умерла!.. Вот уже три месяца, как ее не стало! Она занимала второй этаж. Этот дом принадлежал ей одной. А теперь его конфисковал профсоюз. Но кто вы такой? Что вы хотите?

Танги пытался улыбнуться. Он сразу почувствовал, что очень устал. У него было лишь одно желание — отдохнуть. Он плохо понимал, что с ним происходит.

— Ничего, — сказал он, — я ничего не хочу.

— Вы ее родственник?

— Внук.

— Тот самый, что попал в лагеря там, у этих французов?

— Да.

— Святая Мария-Магдалина! Бедная госпожа! Как она, наверное, страдает сейчас! Если бы вы знали, сколько она мне говорила о вас! Все кругом постоянно говорили о вас. Только о вас они и твердили… Войдите же на минутку, сударь. Войдите, прошу вас. У меня, правда, тесновато, но вы доставите мне большое удовольствие. Отдохните хоть немножко.

Танги вошел за ней. Он не очень внимательно слушал, что она говорит, но ему было приятно слышать ее голос. Больше всего на свете ему нужно было создать себе иллюзию, будто он не один. Он вошел в привратницкую и сел на стул. Женщина уселась напротив и взяла его за руки.

— Я была привратницей у вашей бабушки в Мадриде… При мне вы и родились. Вы были такой милашка!.. А раньше мой отец служил привратником в особняке вашего дедушки. Он был важной персоной, ваш дед, знаете! Очень важной персоной! Вы можете и вправду сказать, что у вас знатная родня… Ваш дед был самым красивым, самым умным, самым богатым человеком в Мадриде, если хотите знать! А какие балы он задавал! Всякий раз в такой день мой отец получал кругленькую сумму одними чаевыми… У дверей всегда стояли два лакея, а… Вы плачете, сударь? Не может быть! Вы плачете? Великий боже! Чего вы там, наверное, натерпелись, у этих французов! И все по вине вашей матери! Уж эта мне политика! Много ей дала эта политика! Успокойтесь, пожалуйста, а не то и я заплачу. И довелось же мне увидеть вас в таком положении!.. Кто бы мог подумать, великий боже! Ваш дедушка умер бы с горя, если бы только мог предвидеть, что его внук придет плакать к его привратнице!.. Святая Мария Пиларская!

— Не огорчайтесь, — сказал Танги. — Знаете ли вы что-нибудь о моей матери?

— О барышне? Она была здесь проездом в тысяча девятьсот сорок втором году. Перекрасила себе волосы. Затем отправилась с партией французов в Британские страны. Но с тех пор о ней ничего не слыхать. Ни слова! Бедный молодой человек, чем я могу вам помочь?

— Ничем, благодарю вас… Ничем!

Танги с тревогой спрашивал себя, что ему теперь делать. Он оказался чужаком в собственной стране и не знал, куда идти и к кому обратиться. Эта знатная семья, блеск которой превозносила привратница, стала ему совершенно чужой. У него больше не было с ней ничего общего. Он сидел перед этой женщиной, нервно сжимая руки, и думал, что же ему теперь делать.

— На вашем месте я отправилась бы в полицию. Они, конечно, пристроят вас куда-нибудь. Не могут же они бросить вас на улице! Хотите, я пойду с вами?

— Нет, спасибо. Вы очень добры. Прощайте.

— Прощайте, сударь. И бог свидетель, что у меня болит сердце, как подумаю, что все вас покинули и вы остались совсем один на свете!

— Спасибо!..

Он медленно вышел из дома, не оглядываясь назад. Его почти не удивило все, что с ним произошло. Он шел по красивым, широким улицам и думал, что с удовольствием осмотрел бы Барселону. Затем он направился в полицейский участок. Ему пришлось просидеть несколько часов на скамье в приемной. Рядом с ним какой-то старик искал на себе вшей. Когда ему удавалось найти вошь пожирней, он тихонько крякал от удовольствия.

II

Танги прочел: «Дюмосский центральный исправительный дом». Он крепче сжал ручку своего маленького зеленого чемодана. Сопровождавший его полицейский позвонил. Послышалось дребезжание колокольчика. В массивной двери открылся глазок, и за ним появилось бледное лицо.

— Что вам надо?

— Я привел новичка.

— У вас есть сопроводительный ордер?

— Вот он. — Полицейский протянул бумажку.

Дверь отворилась. Перед Танги стоял монах в черном одеянии — маленький, тощий человек с бесцветными глазами. Он грубо выпроводил полицейского и знаком приказал Танги следовать за собой. Танги повиновался и вскоре очутился в маленьком кабинете с окном, выходившим в обширный парк с высокими деревьями. Монах уселся за стол с пишущей машинкой. Танги сказал ему свое имя, фамилию, возраст… имена родителей.

— Ваш последний адрес? — спросил монах.

Танги замялся, затем сказал:

— Сан-Себастьян.

— Сколько времени вы там прожили?

— Неделю.

— А перед тем?

— Концентрационный лагерь в Германии.

Монах поднял на Танги тусклые глаза. Танги почувствовал, что этот человек враждебен ему. Он старался понять, почему.

— Ты еврей? — спросил монах.

— Нет.

— Ты коммунист?

Танги чуть не улыбнулся, но сдержал себя.

— Нет.

— Тогда почему тебя отправили в лагерь?

— …Была война…

Танги не находил, что еще сказать. Он почувствовал отвращение. Ему хотелось, чтоб это скорей кончилось. Он старался понять, что значат все эти вопросы.