Кирстин обнаружила, что если не говорить, то этот предмет – с его тихим жужжанием и странным зудом – оказывается единственным, что она осязает в этой пустоте.
Мысли невольно сосредоточились на нём – и тут же Кирстин показалось, что непрошенное удовольствие становится сильней.
Она снова готова была заплакать, но не нашла слёз.
От мыслей о происходящем и тем более от ощущений, которые она чувствовала внутри, возбуждение нарастало.
Затем скрипнула дверь, и послышались шаги.
Кирстин завертела головой, но ничего не увидела.
Кто-то протёр влажным кожу на руке, и Кирстин ощутила мгновенный лёгкий укол.
Подступила тошнота, и любые ощущения покинули её.
Просыпаясь второй раз, Кирстин очень надеялась, что всё случившееся – сон. Но она по-прежнему не могла открыть глаза.
Она дёрнула руки – но те оказались так же крепко зафиксированы над головой, как в прошлый раз – или во сне.
Ноги тоже оставались широко разведены, но теперь она не чувствовала внутри себя ничего – напротив, вход поджимался сам собой от ощущения неведомо когда ставшей непривычной пустоты.
Кирстин невольно захныкала от жалости к себе – темнота и тишина навевали на неё мысли о том, что она одна, а неспособность шевельнуться лишала сил и надежд.
Она замолкла и дёрнулась ещё раз, но справиться с путами не смогла. Кирстин дёрнулась ещё и ещё – ей стремительно овладевала паника, все мысли исчезли, оставив только нестерпимое желание покинуть это место любой ценой.
«Это не могло произойти со мной!» – только и повторяла она, пока стук металлической двери о такой же металлический каркас не заставил её замереть.
Кирстин повернула голову на звук, но не увидела, как и прежде, ничего.
– Привет, – прозвучало совсем близко. Голос был мужским, не приятным и не отторгающим – просто чужим. Если бы Кирстин было с чем сравнивать, она поняла бы, что слышала множество таких же голосов – но ей никогда ещё не доводилось говорить с людьми в полной беспросветной темноте, когда звук становится твоим единственным проводником.
– Где я? – спросила наконец она и тут же ощутила чью-то шершавую руку у себя на груди. Захотелось сбросить её прочь. Кирстин дёрнулась – но не смогла. В довершение всего она поняла, что обнажена, а рука заскользила ниже к её голому животу и замерла, очертив пупок.
– Красивая девушка, – констатировал тот, кто к ней пришёл.
– Кто ты такой?
– Зови меня Мастер. Здесь не потребуется других имён.
Кирстин сглотнула.
– Мастер, – произнесла она, пробуя на вкус. Слово было не таким обидным, как господин, но всё равно навевало воспоминания о Марке Твене и неграх, трудившихся на своих «мастеров». – Что мне сделать, чтобы ты меня отпустил?
Мастер негромко рассмеялся.
– Ничего. Отсюда нет дороги назад.
– Я… – Кирстин запнулась. – Я что, останусь здесь навсегда? Это какой-то подпольный бордель?
– Ни в коем случае, – рука Мастера скользнула вверх, а голос стал строгим. Два пальца подхватили подбородок Кирстин и потянули вверх. —Ты стоишь больше, чем может заплатить самый лучший публичный дом.
Кирстин замерла, боясь поверить тому, что начинала понимать.
– Вы… – сказала она и сглотнула. – Вы собираетесь меня продать?
– Хороша собой, сдержана и, похоже, умна, – усмешка смазала смысл слов.
– Но зачем… – растерянно произнесла Кирстин, – кому я нужна… я же… просто…
Мужчина не стал отвечать. Рука его снова заскользила по шее Кирстин вниз, очертила правый сосок и направилась дальше, к животу.
– Для всех ты мертва, – равнодушно произнёс он, и не думая отвечать на вопрос. – Попала в аварию на перекрёстке у Кингс Кросс. На твоих похоронах была только сестра.
Губы Кирстин дрогнули.
«Откуда они знают про сестру?» – пронеслось в голове, и тут же она испустил яростный стон.
– Я не верю вам, – выдохнула она.
– Чем раньше ты осознаешь, что я прав – тем легче пройдёт твоя адаптация здесь. Твоя прежняя жизнь подошла к концу – забудь её. Но у тебя есть шанс. Тебя будут обучать. Ты будешь учиться. Через полгода – если всё пройдёт хорошо – ты покинешь это место и остаток жизни проведёшь в достатке и благополучии.
– Я не хочу учиться, мне это не нужно!
– У тебя есть время подумать о том, что я сказал.
Рука исчезла, а затем снова громыхнула дверь, и Кирстин поняла, что осталась одна.
«Это не могло произойти со мной», – продолжала повторять Кирстин про себя – но всё отчётливее понимала, что именно «это» произошло именно с ней.
Она всё ещё надеялась вернуться домой, и теперь более всего её беспокоили глаза. Если бы удалось освободить руки, она бы ощупала их – но боли не было, значит, как она думала, ничего страшного произойти не могло.
«К тому же, зачем нужна рабыня без глаз»? – пронеслось у неё в голове, и Кирстин поёжилась, обнаружив, что применяет это слово – «рабыня» – к себе. «Но ведь так называют людей, которых можно продать, разве нет?» – подумала она.
Кирстин рванулась из пут изо всех сил – но те, казалось, сопротивлялись тем сильнее, чем яростней она старалась вырваться из них.
На сей раз никто не пришёл, как бы Кирстин ни кричала и не билась, так что в конце концов она сама устала и затихла.