— А у меня, как обычно, спрашивать не надо? — возмутилась я, скорее, из вредности.
Демон сощурил свои жуткие глаза и коротко отрезал:
— Нет.
Бабка рыдала в голос и, подозреваю, вовсе не по мне. Только сейчас я заметила полковника, сидящего в сторонке и хмуро взирающего на нас сквозь фонари подбитых глаз. Да и весь его внешний облик был изрядно подпорчен. Глядя на него, я подумала, что в этой семье он меньше всех заслуживал расправы, но поплатился, вероятно, потому, что больше мутузить было некого. Не бабку же — глисту в обмороке. Я повернулась к Демону и тихо произнесла:
— Я хочу сказать, что Леонид Петрович, — я показала на пострадавшего полковника, — он был единственным, кто предупреждал об опасности заранее и потом не выгораживал насильников. Он просто не стал за меня бороться, потому что я ему чужая.
Полковник встрепенулся, видя, что я говорю о нём и сгруппировался, вероятно, предвидя второй раунд, но Хорёк поспешил перевести ему мои слова, и тот заметно обмяк.
— А мне всё равно, кто в какой степени виновен. Пусть отдувается за свою старую клячу, — прорычал Демон, а бабка заголосила ещё громче. Наверное, на «старую клячу» обиделась.
Я почувствовала себя очень неуютно в этом доме, и мне захотелось выйти, но Демон схватил меня за руку и безапелляционно заявил:
— Бери свои документы и быстро в машину.
— Но мне надо собрать вещи, — неуверенно пробормотала я и почувствовала облегчение от того, что покину внезапно опостылевший дом.
— Тебе не понадобятся никакие вещи из этого дома, у тебя всё будет новое.
— Но это мои личные вещи и память о маме, — заупрямилась я.
— У тебя пять минут.
Действительно дорогих мне вещей оказалось совсем немного, и все они были связаны с мамой. Но главную ценность представлял её дневник. Благодаря ему я смогла лучше понять свою маму, заглянуть ей в душу, прочесть её боль. Но сама я никогда не позволю себе заводить дневники. Я бы назвала это глупостью, если бы речь не шла о моей маме. Я уверена, что дневники пишут лишь для того, чтобы их однажды прочитали. Для кого писала моя мама? Вряд ли для меня, ведь она так старательно скрывала от меня свою боль и то, как жестоко обошлась с ней её семья. Думаю, что она написала отцу в надежде, что он когда-нибудь узнает, как кровоточили осколки её разбитого сердца. Но он уже никогда этого не узнает, как и того, что очень недолго билось её израненное сердце, и как сильно оно любило до последнего маминого вздоха.
Глава 27
2018
Женя
2018 год
Женя
«Трахни меня, Женечка…»
Открываю глаза и прислушиваюсь к ночной тишине. Этот голос, сука, не даёт расслабиться даже во сне. Ощущаю боль в паху — эрекция каменная. Ну, и где ты, чёртова ведьма? Вот он я, откликнулся на твой призыв. Снова закрываю глаза и погружаюсь в навязчивое видение — приоткрытый рот, истерзанные губы шепчут: «Трахни меня, Женечка». Моя рука отзывается на жаркий шёпот, она знает, что делать.
«Кончай со мной».
И мы вместе приходим к финалу. Вместе с моей, бля*ь, рукой.
Тупо пялюсь в тёмный потолок. Рука прилипла к животу, и в голове ни одной здравой мысли. Тошно от самого себя — онанист херов.
Звонок мобильного вытягивает меня из беспокойного сна. Нет сил даже пошевелиться. Какая же сука так упорно звонит? И где мобила? Делаю над собой усилие, чтобы встать с кровати, и телефон внезапно затыкается. Часы на стене показывают девять утра. Бля-а-а, проспал! Но мозг тут же услужливо подкидывает нужную информацию, и я с облегчением вспоминаю, что сегодня суббота. Это радует, и я закрываю глаза, но телефон снова наполняет спальню пронзительными звуками. Убью!
Мобильник нахожу в кармане джинсов. Геныч-сука. В столь ранний час позвонить мой друг мог только в двух случаях — либо что-то случилось, либо… что-то произошло. Принимаю вызов, и бодрый голос взрывает мои барабанные перепонки:
— Доброе утро, страна!
— Геныч, ты ох*ел? Пожалуйста, скажи мне, что ты подыхаешь в канаве и я сейчас твоя последняя надежда на спасение, иначе я сам тебя убью, — выплёвываю своё раздражение, тем не менее, с удовлетворением осознавая, что мой друг живее всех живых.
— Ты чего, братан, недоспал?
— Так ты, сука, живой?
— Ну, это как сказать. А ты хотел бы, чтоб я сдох? — градус настроения Геныча заметно понижается. — Жек, я ведь могу и расстроиться.
— Геныч, ты перед тем, как звонить, на часы смотрел?
— А ты что, на плантацию не едешь? — удивился мой друг-идиот.
— Сегодня суббота, — говорю почти спокойно, но желание подрихтовать фейс друга никуда не делось.
— Ух, бля, братан, прости, я забыл. Вот я дебил. Жека, ну ты чего, спать, что ли, будешь?
— А у тебя есть рационализаторское предложение?
— Ага, — хохотнул Геныч, — хотел к тебе завалить. Пустишь, или мне потом прибегать — через год?