– Он мне не брат, – упрямо ответила я.
– Ну и ладно, – мягко согласился доктор. – Скажи, Диана, а почему тебе стало плохо?
– Не знаю, я разговаривала с Игорем, другом Артура, а потом всё. Я не помню.
– Может, ты что-то скушала?
– Нет, я совсем ничего не ела. Только сок пила.
– Вот и умничка, оказывается, ты всё прекрасно помнишь. Сок твой был испорченный и, выпитый на голодный желудок, дал такую реакцию. У тебя было сильнейшее отравление. Эти соки, деточка, вообще пить вредно. Поняла? – увещевал меня добрый, милый, брехливый дядюшка доктор.
И я кивнула. Конечно, я всё поняла – меня отравили, изнасиловали, чуть не убили, и во всём виноват сок. Что же тут непонятного?
Внутри меня пустота. Я прокрутила в голове все события и разговоры, и должна, наверное, что-то чувствовать – обиду, злость, страх, да хоть что-то. Но пусто, даже боли нет больше. Я лежу, смотрю в потолок и хлопаю глазами, как деревянная чурка. И ничего не хочу. А ведь у меня сегодня день рождения, и это должно быть радостным событием. Я пытаюсь вспомнить, как это – радоваться, что это за ощущение? Радость мне приносила мама, а ещё танцы, и мои друзья, и клубника, и мороженое… Но мамы больше нет и не будет никогда. Танцевать я не хочу – такое со мной впервые. И не хочу никого видеть и ничего не хочу есть. Значит, радость – это что-то точно не моё.
Дверь распахнулась и ворвалась Эльвира с ландышами в руках и вся в слезах. Святая невинность.
– Девочка моя, слава богу, ты пришла в себя, радость-то какая! – бабка бросилась меня обнимать, целовать, и поливать лживыми слезами. У неё радость, а я мечтаю, чтоб её здесь не было. – Дианочка, деточка, с днём рождения тебя, моя милая! Ты сейчас выздоровеешь, и мы купим тебе подарок – любой, какой ты захочешь!
И будет мне сразу радость и счастье. Тогда, пожалуй, оплатите киллера, который избавит мир от вашего внука и его друзей.
В палату вошёл полковник.
– Диана, здравствуй, с днём рождения тебя, девочка. Ты, главное, выздоравливай, а остальное всё у тебя будет, – и Полкан улыбнулся. Ох, ничего себе! Похоже, у него тоже радость. А я смотрела сквозь них и хотела тишины.
– Дианочка, когда тебя выпишут, ты будешь жить у нас, – «обрадовала» бабка.
– Почему? – равнодушно спросила я.
– Ну как же, тебе и в школу далеко ездить, и на танцы твои. Вот мы с Леонидом Петровичем и решили, что у нас тебе будет лучше. Ты рада?
Своевременное решение, однако. И как эта дура себе представляет мою радость? Мне разразиться заливистым весёлым смехом или в пляс пуститься?
– Мне всё равно, – сказала я чистую правду.
– Деточка, ну ты что, как неживая, у тебя же праздник сегодня. Тебя тут все искали, переживали, все о тебе спрашивают – и девочки твои, и мальчик с танцев, и твой руководитель. Директор твоей школы звонил из Москвы. Мы всех успокоили, объяснили, что с тобой всё в порядке. Тебя так все любят, Дианочка. И тётя Надя с дядей Эдиком тебе привет передают и Снежаночка, – распалялась бабка.
И как можно быть такой дурой?
– А Артурчик не передал мне привет? – недрогнувшим голосом поинтересовалась я.
– Так, ну всё, хватит, дай Диане отдохнуть, а то затараторила ей всю голову, – полковник быстро сориентировался и решил устранить свою болтливую бабу.
Потом приходили мои девчонки и Серёжа с Витьком. Они меня поздравляли, веселили, надарили кучу подарков и цветов. Мои друзья так искренне за меня переживали, а я с нетерпением ждала, когда они все исчезнут и оставят меня в тишине.
*****
Спустя три недели в моём эмоциональном состоянии ничего не изменилось. Учебный год я закончила успешно и теперь ездила в школу на летнюю отработку – занималась облагораживанием территории, помогала мыть парты, стены. Я готова была работать целыми днями, только бы не сидеть в бабкином доме. Шерхан ворчал постоянно, что чувствует себя рабовладельцем, что я сумасшедшая пчёлка, и что меня скоро ветром унесёт от физического истощения. А я просто пыталась заполнить пустоту усталостью.
Бабка с полковником сделали мне ко дню рождения королевский подарок – купили ноутбук, но я даже ни разу его не открыла. Шерхан подарил мне новый модный телефон, и я была ему благодарна, но осталась равнодушна к подарку. Сама я никому не звонила и лишь принимала входящие звонки и сообщения. Шерхан понимал, что со мной что-то не так, но расколоть меня ему не удалось. Да и я изо всех сил старалась не выглядеть горькой редькой, чтобы сильно не расстраивать своего, и без того обеспокоенного, директора.
Призналась во всём случившимся я только Дашке, предварительно взяв с неё клятву о неразглашении моей страшной тайны. Подруга сначала ревела, как белуга, оплакивая мою горькую судьбу и загубленную невинность. Потом она разрабатывала страшный план мести, пытаясь меня к нему приобщить. Но я наложила на эту тему жёсткое табу. Я стала реже видеться с девчонками, просто не была с ними сейчас на одной волне.