Танго на цыпочках

В лесу было по-весеннему сыро. Под зеленым покрывалом мха скрывались не то, что лужи – настоящие моря, ботинки моментально промокли, а еще и сверху капало: и с молодых, полупрозрачных листочков, и с толстых веток, и с порыжевшей за зиму хвои. Невыносимо! Но Палевич упрямо шагал следом за понурым Федором.

– Тут ее нашли. – Ткнул он в кусты по правую сторону тропы. – Она отца схоронила самовольно, на церковь да на кладбище в городе денег-то не было, вот с Василем, который на хуторе живет, и закопали старика в лесу. Василь домой воротился, а она уже после к себе пошла. Дорогу-то с поляны знала, Стася, хоть и незрячая была, но по лесу могла одна ходить, здешние тропинки ей малолетства знакомы.

Федор точно оправдывался за незаконное захоронение в лесу, когда человека зарывают в землю, точно собаку. Небось, ежели б не убийство, то полиция о смерти лесника узнала б не скоро, а во всем порядок быть должон.

Полиция не узнала бы… Мысль завертелась в голове, точно беличье колесо. А что если… Да, в самом деле, скорее всего так оно и есть! Понятно, что оборотень в лесу делал, он прятал тело!

Чье тело? А это еще предстоит выяснить.

– Лес обыскивали? – Уже задав вопрос, Палевич поразился, насколько глупо тот звучит. Как можно обыскать всю эту непроходимую, неуютную чащу, мокрую и враждебную к людям. В городе Аполлон Бенедиктович чувствовал себя несоизмеримо спокойнее, в городе он бы сразу понял, где и что искать, а тут… Куда ни глянь – мох, гнилые прошлогодние листья да прелая хвоя.

– А чего искать? – Удивился Федор. – Следы вокруг тела волчьи токмо были, да и то старые, ее ж не сразу нашли, зверье поесть успело. Страх вспомнить, что с нее, бедолаги, осталась.

Федор вновь перекрестился.

– А больше никто не пропадал?

– Кузнец, я ж вам про него сказывал, что ушел на болота клад искать и все, больше его не видели. Он по жизни блаженным был, все проклятым золотом грезил и грезил, видать, оно его к себе и прибрало-то.

– Какое золото? – В сей местности определенно чувствовался переизбыток легенд, то тебе оборотень, то золото какое-то проклятое.

– Так Богуслава жеж. Он богатый был, собака, а, как почуял, что скоро конец настанет, что Вайдин сын не отступится, пока весь род Камушевских под корень не изведет, так и решил откупиться. Собрал золото, какое в доме было, и в лес повез, чтоб, значит, с оборотнем полюбовный договор заключить. Да только не вышло у него! – Федор перешел на шепот, и Палевичу пришлось наклониться ближе, чтобы расслышать невнятное бормотание жандарма.