Танго на цыпочках

Возвращаться было страшно. Тимур ждал этого дня целых шесть лет, а теперь растерялся. Что его ждет там, снаружи? Мир, несомненно изменился, но в какую сторону? Что стало с его фирмой, квартирой, с друзьями и подругами, вообще, помнит ли кто-нибудь о таком человеке, как Салаватов Тимур Евгеньевич. Вряд ли, за шесть лет – ни одного письма, не говоря уже о свидании либо передаче, шесть лет полной тишины, словно и не было мира там, по другую сторону стен. Но он был и теперь придется вживаться в него, привыкать, приспосабливаться, вспоминать себя прошлого и убивать себя нынешнего. Тимур, выцарапав из растрепанной пачки сигарету, закурил. Дурная привычка, привязавшаяся к нему в первый год отсидки, тогда происходящее казалось ему некой затянувшейся игрой. Он все ждал, что, еще день, еще два, и ТАМ разберуться, поймут, что он не виноват и отпустят. Но там не понимали. Не хотели понимать. Там вообще никому не было дела до Салаватова Тимура Евгеньевича, предпринимателя.

Нет больше предпринимателя, зато есть бывший заключенный Салаватов, Тимка-Бес. Поезд блистал облупленными синими боками. Опухший после долгого сна проводник долго и придирчиво рассматривал билет, точно не мог решить, стоит ли пускать неприглядного пассажира в вагон, или лучше послать его подальше. Но, наконец, пробурчав нечто невнятно-недружелюбное, вернул билет и махнул рукой. Значит, можно садиться.

В вагоне пахло потом, туалетом и слегка подгнившими фруктами, но Тимур был личностью не избалованной: повезут, уже хорошо. Он достаточно четко представлял себе, как выглядит – худой мужик, по самые глаза заросший щетиной, и одёжа мятая, пропахшая вековой тюремной пылью. Такого не то, что в вагон, в сарай впускать страшно.

Поезд стоял еще минут десять, вагон медленно наполнялся людьми. Семья с уверенной в собственном превосходстве над всем миром мамашей, забитым, суетливым папашей и наглым пацаненком в кожаной куртке. Старик с целым ящиком крупных, с кулак бледно-желтых яблок, такое на свет посмотришь, и все зернышки видать. Веселая компания: три парня и две девчонки. Девчонки, ощупав Тимура надменно-любопытными взглядами, тут же зашептались. Дедок заботливо укутывал яблоки рваной дерюжкой, а мамаша-тиран с ходу принялась упрекать мужа за выпитое им пиво. Последней в вагон вошла тяжелая, неповоротливая, словно корабль-броненосец, тетка. Легкое ситцевое платье, бесстыдно обтягивающее валики жира на боках, промокло от пота, щеки пылали жаром и вообще, женщина выглядела так, словно вошла в вагон прямо из бани.

– Жарко! – Заявила она, устраиваясь напротив Тимура. Нашла где, в вагоне полно свободных мест, а она к нему приперлась. От тетки пахло дешевыми духами и пончиками с повидлом.

– Не люблю одна ехать, а вот пришлось.

Салаватов вежливо кивнул. Ну, теперь заболтает вусмерть. Но, достав из необъятной, под стать хозяйке, сумки журнал в глянцевой обложке, дама углубилась в чтение. Тем лучше, Тимур закрыл глаза, наслаждаясь покоем.

Мерное покачивание поезда убаюкивало и, прислонившись к перегородке между полками, Тимур задремал. Следовало бы лечь нормально, но он так долго мечтал о том, как будет ехать домой, что сама мысль о сне казалась кощунственной. Тимур наслаждался звуками, прорывающимися сквозь блаженную полудрему: стук колес, голоса, далекие и близкие, скрип, шаги… Совсем некстати появились запах, волшебный аромат жареной курицы, это, наверное, соседка, похожая на затянутую цветастым ситцем гору, решила пообедать. Ни с кем другим аппетитный запах не вязался, желудок предупреждающе сжался.

– Мужчина. – Ну, вот, журнал дочитала, теперь пообщаться хочет.

– Да?

– Вы угощайтесь. – Она подвинула неловко разодранную куриную тушку поближе к нему и поспешно, словно опасаясь передумать, выложила рядом крупные мясистые помидоры, чуть влажноватый, упарившийся в пакете хлеб да соль в спичечном коробке. Больше всего Тимура умилила именно эта соль. А, говорят, перевелись в России добрые люди.

– Угощайтесь, угощайтесь. – Толстуха жизнерадостно улыбалась, а Тимур мучился совестью. Брать продукты у случайной попутчицы было неудобно, но до Бахтинска еще сутки пути, а у него в кармане – вошь на аркане да бутерброд с сизой суррогатной колбасой. Еще вопрос, съедобна ли она.

– Ешьте! – Приказала женщина. – Оголодали, небось, за решеткой-то.

– С чего вы решили? – Неужели, он настолько изменился за шесть лет, что теперь каждому видна и его отсидка, и, не приведи Господи, статья?

– С чего, с чего, – попутчица вытерла пальцы бумажной салфеткой, – так места ж тут такие, половина народу сидит, другая сторожит, а на сторожа, извиняй, ты не похож.

– Понятно.

– Не знаю, чего там тебе понятно, только вот если мы эту куру не съедим, к вечеру затухнется.

– Спасибо. – Плюнув на этикет, Тимур осторожно взял еще теплую куриную ножку, ароматный жир потек по пальцам. Салаватов пальцы облизал и аж зажмурился от удовольствия.

– Хлеб бери. И помидорку.

– А вы обо всех так заботитесь? – опыт Подсказывал, ничто не бывает за просто так. Тетка, против ожидания, не обиделась.