Танго нуэво

Зеркало привычно отражало усталого бледного человека с наполовину седыми волосами.

Очень усталого.

Говорят, все надо делать вовремя. А уж корону передавать… никто не думает, что если монарх сидит на престоле пятьдесят лет, то его наследник… да ладно! Он может и вовсе не успеть поцарствовать.

Может. Тогда на трон сядет внук монарха-долгожителя.

А если успеет?

Если власть сваливается на тебя, как… как птичье дерьмо?!

И что с ней делать?

И на кой демон она нужна?

Отцу, понятно, было нужно. Хотелось, рвалось, чесалось, как ни обзови, это было – ЕГО! Даже в семьдесят с хвостиком Аурелио Августин был отличным правителем. Жестоким, умным, расчетливым, хладнокровным…

А вот Хоселиус Аурелио… Не чувствовал он в себе такого.

Он был рядом с отцом, он учился, он честно выполнял все протокольные мероприятия, он…

Он – пытался. Попытка – не пытка?

Это еще как посмотреть! Когда на тебя все смотрят, когда ждут от тебя решений, управления, да хоть чего-то… хоть бы и рявканья во весь королевский голос!

А ты ничего сделать не можешь.

Или можешь, но понимаешь, что это не то, не так, что отец поступил бы иначе, и это было бы лучше… что на тебя смотрят с осуждением, что сравнивают с отцом, что за спиной раздаются шепотки…

Хоселиус Аурелио кожей их чувствовал.

И слова, и взгляды, и осуждение, и…

Как тут быть? Что делать?

Отказываться от наследства? Передавать все сыну? А справится ли Бернардо? И не вызовет ли это волнений?

И… а вдруг Хоселиус справится лучше сына?

Да, бывает такое, он хуже отца, но лучше своего ребенка способен управлять государством.

Или нет?

Хоселиус едва не застонал, глядя в зеркало. Так и слышался голос отца: «Ну что ты за балбес? Неужели не ясно, как твое решение отразится на внешней политике?» Что делать?!

Что делать, как делать, зачем?! И нужно ли что-то делать? Самому – или кому-то поручить, а если да, то кому именно?

Хоть кричи, хоть стони, а результат… есть ли результат? Будет ли?

Скоро похороны, потом коронация, и все. Ни отказаться, ни уйти, ни…

– Дорогой?

– Я просил не беспокоить, – сверкнул глазами его величество.

– Даже мне? – Алехандра Патрисия Роблес вошла медленно, показывая и свою фигуру, и свою грацию, обычно это помогало отвлечь его высочество от проблем… не в этот раз.

– Даже тебе.

– Дорогой мой… – Алехандра преотлично поняла, что начни она возмущаться – вылетит вперед своего визга. И захлопала ресничками. – Я так страдаю, когда вижу твое горе… так тяжело терять родителей…

Хоселиус мог бы сказать, что тяжело не терять родителей, а расхлебывать последствия потери. Но промолчал. А зачем говорить?

Любовница уже уселась ему на колени, поерзала круглой попкой в нужном месте, так, что мужчина ощутил отклик организма на едва прикрытые коротким домашним платьицем прелести. Да и под платьем ничего нет.

Не решу проблемы, так хоть отвлекусь от них. И мужчина поудобнее пристроил даму к столу.

Алехандра привычно изобразила восторг, прикидывая, что попросить у любовника в этот раз. И может… чем она не королева? Если раньше папаша запрещал бедненькому Хосе жениться, то теперь дорога открыта! Надо, надо пробовать!

Ах, дорогой, ты просто тигр!

* * *

Как известно, ищи кому выгодно.

Так что первым делом Амадо решил наведаться к матери Джинни. Так, ради интереса. Посмотреть, что там за чудо такое, о котором с ужасом говорил сам Серхио Вальдес. Он демона-то не побоялся! А тут что?

Сеньора Арандо, Наталия Марина Арандо, жила на калле Мендес. М-да… есть такие улицы в Римате.

Вот калле Виарте, которая идет перпендикулярно – чистая улица. Там и дома шикарные, и освещение, и мостовая. А калле Мендес – скорее, закоулок. Вроде и рядом с чистым кварталом, даже внутри него, но… это как в хорошем доме. Есть помещения для господ – есть для слуг. Вот калле Виарте было для господ, калле Мендес для слуг. И этим все сказано.

И освещения нет, и домишки откровенно паршивые, и даже запахи… вот как так получается?

На калле Виарте пахнет фиалками и морской свежестью. А войдешь на калле Мендес – и там воняет жаренной на прогорклом масле рыбой и постиранными шмотками. Нет, не вещами, а вот именно что дешевым шмотьем. Да вон оно, и висит на заборе.

Неудивительно, что Джинни рвалась дружить с дочкой Серхио, странно, что он это позволил.

Или?..

Домик сеньоры Арандо выбивался из общего ряда. Чистенький, побеленный, аккуратный… и где, кстати, у нас сеньор Арандо?

Амадо коснулся колокольчика.

– Не подаю! – донесся из дома рявк.

Амадо позвонил еще раз. И еще. И дождался, наконец, чудного видения. Сеньоры Арандо с метлой в руках. Выскочила из дома, аки фурия, сверкая глазами, увидела у калитки прилично одетого мужчину, но ничуточки не смягчилась.

– Вы кто такой?! Что нужно?!

– Здравствуйте, сеньора Арандо, – вежливо отозвался Амадо. И достал свой медальон. – Следователь Управления полиции Риалон. Вы можете уделить мне четверть часа для серьезного разговора?

Сеньора прямо зашипела:

– Не шумите на всю улицу! Эти с-соседи…

– Сеньора, может, мы тогда поговорим приватно? У вас дома? Или в Управлении?

Второе предложение вообще энтузиазма не вызвало.

– Да, проходите, конечно. Калитка открыта.