Танго нуэво

Предложение было не лишено логики. Амадо вздохнул – и отправился к некроманту в гости. А что еще делать?

Когда речь идет о проклятиях, лучше подстраховаться. Жаль, отца сейчас нет в Римате, он бы с чем угодно справился, а Карраско…

Ладно.

Работает он неплохо. Но все равно – сволочь!

* * *

Два тела в одной постели.

Глаза в глаза, дыхание к дыханию, между ними и перышко не просунешь…

Но вот страсть схлынула, мужчина и женщина расцепились, женщина налила вина в кубок и подала с поклоном.

– Любимый…

Мужчина принял кубок как должное, улыбнулся…

– Ты прелесть, детка.

Женщина незаметно поморщилась. Ведь отлично он знает, как ее бесят эти прозвища. Они обезличивают, они для всех – и ни для кого, они… бесят! Но вида она не показала. Нежно улыбнулась, коснулась поцелуем плеча любовника.

– Ты был великолепен, мой тигр!

А вот так тебя! Сам ты эти прозвища откровенно не любишь, я-то знаю. Ничего, долг платежом страшен.

– Чуть позже повторим, – отмахнулся мужчина. – Отдохну немного – и займемся…

– Да, пока у нас еще есть эта возможность, – чуточку погрустнела женщина. Немножко. В пределах допустимого. Без истерик и покрасневшего носа. Да, и без слез, это тоже ни к чему, косметика поползет. – Потом ты женишься…

– Я? Женюсь?

– Если старый король и не подобрал тебе невесту, то его величество Хоселиус Аурелио точно это сделает.

– И что? Сам подберет – сам и женится. Он тоже свободен.

– Ты же знаешь, что не откажешься. Он – верховная власть, а мы… мы – соринки. Ты обязан будешь подчиниться любому его приказу, и не спорить, и не возражать, и… просто – повиноваться. Уехать, жениться, сделать все, что скажет король…

Мужчина себя явно соринкой не считал. Оттого и нахмурился.

– Детка, не лезь в то, что тебя не касается.

– Я тебя просто люблю…

– Вот и люби, – мужчина красноречиво показал на свой орган. – Иди – и люби.

Нельзя сказать, чтобы женщине этого очень хотелось, но…

– Как прикажешь, дорогой.

И уже чуточку тише, так, чтобы было услышано, но не требовало ответа:

– Ах, каким бы ты был королем!

И – тишина.

Но слова упали. Рано или поздно они дадут побеги и всходы.

* * *

Полицейский следователь Амадо Риалон в это время подходил к палате, в которой лежала Вирджиния Веласкес.

– Учти, Риалон, если ей станет хуже, я тебя сам прокляну, – пообещал ему Хавьер, который вынужденно (он проклятие снимал, ему и наблюдать) приглядывал за несчастной.

– До пяти лет каторги, – скучным тоном сообщил Амадо.

– Если поймают.

– С убийством государственного служащего – до смертной казни.

Хавьер скрипнул зубами и поглядел на молоденькую сестру милосердия так, что та аж шарахнулась. И перекрестилась. По старой традиции в больницах работало много монахов и монашек. Да и кому, как не им? И приглядеть, и утешить, и помочь, и брезгливость им должна быть чужда, и вообще… король в этом отношении был строг. Если храмы не желают платить налоги, пусть отрабатывают другим путем.

Не нравится?

А вот так. Или ваши люди работают в больницах – домах призрения – детских домах, естественно, бесплатно, причем не меньше двадцати процентов от общего числа. В монастыре сто монашек?

Отлично. Двадцать из них идут работать.

Хотите, чтобы они только Богу молились? Тогда платите налоги. Те же двадцать процентов.

Обычно настоятели выбирали ручной труд. Кстати, много послушников после этого решали остаться в миру. Смотрели на настоящую боль, сравнивали с ней свои проблемы, принимали более осознанные решения. Впрочем, эта вряд ли передумает. После разозленного некроманта.

– Что с больной?

– В себя не приходила. Бредит, – отчиталась монашка. – Температуры нет, судорог нет, несколько раз я ее поила…

Рядом с больной на тумбочке стоял серебряный кувшин с начертанными на нем молитвами.

Как ни шипели те же некроманты, но лучшим средством для пострадавших от проклятия была и оставалась святая вода. Понятно, после того, как проклятие сняли. Если ей отпаивать больных, они восстанавливались намного быстрее.

Некроманты, правда, что-то говорили про серебро, но что с них взять? Ясно же, темные маги.

– Хорошо. Оставьте нас.

Монашка послушно выскочила за дверь. Хавьер подошел к Вирджинии, привычным жестом поднял ее веко, вгляделся в зрачок…

– Я сейчас попробую подпитать ее силой. Риалон, у тебя буквально три минуты, понял?

– Да. Спасибо, Карраско.

Хавьер только кивнул.

Сильные пальцы с коротко остриженными ногтями легли на виски Вирджинии, надавили. Амадо на миг показалось, что с пальцев Карраско потекла плотная, почти осязаемая чернота, впитываясь под тонкую кожу с синими прожилками вен… просто показалось.

Резкий вздох – и Джинни дернулась, открыла глаза.

– Где… что?..

Амадо шагнул вперед, привлекая к себе внимания.

– Джинни, Серхио Вальдес передает вам привет.

Джинни выдохнула и явственно расслабилась. Что бы там ни было в ее жизни – первая любовь точно не заржавела.

– Серхио…

– Что вы последнее помните? Два дня назад на вас было совершено покушение.

Амадо почти видел, как Джинни пытается что-то вспомнить. Как работает ее разум.

– Мы ужинали. Дети ушли спать, мы с мужем сидели в кабинете… – глаза Джинни расширились. – Да… вошел мужчина.