Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза

Как-то на балу болтал Маразли с графом Александром Григорьевичем Строгановым, своим добрым приятелем, всеобщим любимцем, вот только на днях угощавшим друзей изобретенным им весьма утонченным мясным блюдом, кое Маразли предложил назвать беф-строганофф. И вдруг граф взглянул на его руку и сказал удивленно:

— Простите, дорогой мой, я что-то не вижу вашего прекрасного перстня с бриллиантом…

Маразли только плечами пожал:

— Не волнуйтесь, просто я ношу его теперь на пальчике одной изящной шансонетки.

Граф юмор приятеля весьма высоко оценил да так и залился смехом… который, впрочем, тут же и стих, потому что оба весельчака увидели, что совсем рядом стоит мадемуазель Коцебу, а личико у нее…

Вот так и вышел из предполагаемого маразлиевского сватовства семипудовый пшик. Но ведь сейчас получалась почти та же самая история! В том смысле, что перстень, подаренный княгиней, Маразли вернуть никак не мог, ибо носил его теперь на пальчике другой прелестной шансонетки! И он скорее откусил бы себе язык, чем попросил бы его обратно.

Во-первых, не вернет. Во-вторых, обидится на просьбу да еще и от ворот поворот даст. А этого Маразли боялся пуще смерти…

Вот так уж вышло!

* * *

Танютка оказалась весьма сообразительной, хотя Алёна, честно говоря, думала, что убеждать ее придется подольше. Она настолько быстро прониклась предложением Алёны и готовностью немедля действовать, что наша героиня даже не успела задать ей те вопросы, ради которых, собственно, и добывала у Оксаны ее номер телефона. Пришлось перезванивать и спрашивать снова. Что характерно, ни одному вопросу Танютка не удивилась, хотя в голосе ее немедленно зазвучало откровенное, почти сестринское сочувствие. Ну и, разумеется, дала ответы.

Ответы Алёну тоже не слишком удивили.

Появиться в гостинице Танютка намеревалась минут через пятнадцать. Алёна развила бурную деятельность. Надев джинсы, майку и кроссовки, она положила в одну сумку ветровку и зонтик — мало ли, вдруг прогнозы синоптиков сбудутся-таки! — а также платье и туфли, которые ей понадобятся нынче на милонге; в чемодан кое-как — за неимением времени было не до аккуратности — побросала прочие свои вещи. Дело осложнялось тем, что работать приходилось в полутьме. Свет горел только в ванной, едва-едва освещая комнату: уж очень легкие шторы висели на окнах, а Алёна не хотела рисковать.

Она только застегнула молнию на чемодане, как в дверь стукнули три раза, а потом еще три. Это был условный сигнал, на который Алёна открыла. За дверью стояли деловитая Танютка и совершенно ошарашенная Оксана.

— Смотрите, Оксана, запомните, что в номере вы еще не убирались и ничего не трогали, — сказала Алёна. — И если он начет скандалить, грозить милицией и требовать его сюда провести, проведите. Но сначала, конечно, поупирайтесь. А потом послушайтесь и ведите себя тише воды, ниже травы. Договорились?

— Ой, а вдруг он сейчас вас за дверью на улице подкарауливает? — жарким шепотом спросила Оксана, на всякий случай озираясь.

В это время от столика дежурной раздался звонок домофона, Оксана с громким топотом ринулась к своему рабочему месту, взглянула на экран — и тотчас прилетела обратно:

— Тикайте! Он внизу!

— За мной! — скомандовала Танютка, бросаясь к лестнице. Оксана подхватила Алёнин чемодан и споро куда-то его заховала, в какой-то хозяйственный закуток.

— Куда ж мы идем? — испугалась Алёна, спускаясь вслед за Танюткой. — Там же он!

— Только на второй этаж, — успокоила Танютка. — Пошли, пошли!

Она отперла дверь, где днем работали отельные бухгалтеры и кастелянши, и помахала Оксане, которая смотрела на них сверху, перевесившись через перила:

— Ключ потом завезу. А его помурыжь как следует, подольше!

— Все будет тип-топ! — прошептала Оксана, нервно хихикая.

И Алёна вдруг обнаружила, что происходящее доставляет обеим гостиничным девицам огромное удовольствие. Строго говоря, и ей тоже. Собственные сердечные разочарования не просто отступили, но бодро откатились на второй план…

Танютка тем временем провела Алёну через какую-то дверь, из которой они вышли в длинный коридор, ведущий на другую лестницу. Спустились, оказались около тяжелой двери с глазком посередине и кнопкой звонка сбоку. Танютка позвонила. Через некоторое время в глазке что-то мелькнуло, лязгнул засов, дверь отворилась… перед женщинами оказалась маленькая сухонькая старушка в синем халате, в каком, по представлениям Алёны, могли ходить какие-нибудь технички (кто-нибудь знает, что это за профессия?!) в позабытые советские времена.

— Танютка? — воскликнула она изумленно. — Ты что, опять от Борика ноги делаешь?

Танютка всплеснула руками:

— Ну ты вспомнила, баба Фая! Это когда было?! Нет, сейчас мы к Борику идем, он нас на улице в машине ждет. Пропусти нас, а если кто-то спросит, видела ли ты меня или вот эту девушку, скажи, что знать ничего не знаешь, ведать не ведаешь.

— Да и то, — пробормотала баба Фая, скользнув по ним веселым взглядом, — где ж тут девушки? А? Хоть одну покажьте! — Она ехидненько хихикнула. — Ладно, проходите, да книги не сшибите!