Танго старой гвардии

— Ну, если говорить конкретно, — Барбареско снова поглядел на своего товарища, словно заручаясь его согласием, хотя тот не говорил ни слова и вообще сидел с каменным лицом, — нас интересует ваша способность внедряться в жизнь некоторых беспечных людей и особенно — обеспеченных женщин. Кроме того, вы не раз выказывали удивительную способность лазить по стенам, выдавливать оконные стекла и вскрывать несгораемые шкафы… Последнее повергло нас в неподдельное удивление, в коем мы пребывали до тех пор, пока один ваш давний знакомец Энрико Фоссатаро не разрешил наши сомнения.

Макс, оставаясь невозмутим, погасил докуренную сигарету.

— Впервые слышу это имя.

— Как странно… Он-то как раз очень высоко вас ценит… Не так ли, Доменико? Отзывается о вас как о славном малом и настоящем джентльмене. Это его слова.

Внешне Макс был по-прежнему непроницаем, но в душе не мог не улыбнуться при упоминании этого имени — долговязый худосочный чопорный Фоссатаро сначала держал в Конфорти фабрику по изготовлению сейфов, а потом применил свои технические умения по части их взламывания. С Максом они познакомились в кафе бухарестского отеля «Капса» в тридцать первом году и несколько раз объединяли свои таланты и навыки в небезвыгодных начинаниях. Это он научил Макса вырезать алмазом оконные стекла и витрины, а также азам слесарного дела, нужного, чтобы потрошить сейфы и несгораемые шкафы. Энрико Фоссатаро обладал редким даром действовать чрезвычайно аккуратно и чисто, причиняя жертвам своим минимальный ущерб. «Богатых людей надо грабить, — любил повторять он, — а не обижать. Обычно от взлома они худо-бедно защищены, а от неуважительного отношения страдают». До той поры, пока Энрико не сделался полезным членом общества, вступив, как и многие другие, в фашистскую партию, в уголовной Европе он был фигурой легендарной. Страстный книгочей, он однажды забрался в некий дом в Вероне, но, когда узнал, что дом принадлежит писателю Габриэле Д’Аннунцио, отменил дело и ушел. Прославил его и другой эпизод: проникнув в квартиру и усыпив няньку эфиром, Фоссатаро дал соску проснувшемуся и заплакавшему младенцу, меж тем как подручные продолжали грабить.

— И вы, помимо того, что человек обходительный, с прекрасными манерами истинного жиголо, еще и настоящий громила. Cambrioleur,[41] как сказали бы изысканные французы. Хоть и в белых перчатках.

— Вероятно, я должен изобразить недоумение?

— Не стоит. В данном случае знать о вас все — невелика заслуга. Мы с Доменико имеем в своем распоряжении ресурсы всего государства. Вам известно, наверное, что итальянская полиция — лучшая в Европе. Самая эффективная.

— Заткнете за пояс и гестапо, и НКВД?

Барбареско слегка принахмурился.

— Вы, вероятно, имеете в виду людей из OVRA, политической фашистской полиции. А мы — карабинеры. Улавливаете разницу? Военная спецслужба.

— Это утешает.

На несколько секунд повисла тишина. Барбареско с видимым неудовольствием осмыслял иронию, скрытую в словах Макса. Потом решил оставить это на потом.

— Имеются некие документы, представляющие для нас значительный интерес. Они принадлежат человеку, который очень хорошо известен в международном финансовом сообществе. В силу сложных причин, связанных с положением в Испании, находятся они сейчас в Ницце.

— И вы хотите, чтобы я вам их достал?

— Совершенно верно.

— То есть украл?

— Кража — это присвоение чужой собственности, а тут речь идет о возвращении их законному владельцу.

Макс был очень заинтересован, хоть и постарался ничем не проявлять этого. Да и невозможно было не полюбопытствовать.

— И что же это за документы?

— В свое время узнаете.

— А почему именно я?

— Как я уже сказал, вы в такой среде — как рыба в воде.

— Кажется, вы принимаете меня за Рокамболя?

Неизвестно почему, при упоминании этого имени на лице агента по фамилии Тиньянелло заиграла, на мгновение рассеяв хмурость, легкая улыбка. Но сразу вслед за тем он устремил на Макса взгляд человека, ожидающего исключительно дурных вестей.

— Да это ведь шпионаж… А вы — шпионы.

— Как мелодраматично, — Барбареско двумя пальцами попытался восстановить стрелку на своих мятых брюках, в чем нимало не преуспел. — На самом деле мы — обычные государственные служащие. Записываем расходы, соблюдаем диету и тому подобное… — Он обернулся к напарнику: — Верно ведь, Доменико?

Но Макс не дал провести себя.

— А за шпионаж в военное время, — продолжал он, будто не слыша, — полагается смертная казнь.

— Франция ни с кем не воюет.

— Это пока. Времена наступают тяжелые.

— Документы, которые надо заполучить, имеют отношение к Испании… Самое большее, что вам может грозить, — это депортация.

— Но я вовсе не желаю, чтобы меня депортировали. Мне нравится во Франции.

— Я вас уверяю: риск ничтожен.

Макс оглядел обоих своих собеседников с неподдельным удивлением:

— Всегда думал, что спецслужбы располагают для таких случаев собственными кадрами.