Танго втроем + бонус

– Повернись, – попросил он.

Он внимательно вглядывался в мою кожу, выискивая паутину шрамов. От каких-то из них остались едва заметные светлые линии. Какие-то поблекли и исчезли сами. От некоторых я избавилась, уступив уговорам брата. Но ожоги остались все. Моё наследие. Во-первых, избавиться от них я не хотела, они напоминали мне обо всем, что можно потерять из-за своей глупости, а во вторых, мысль о том, что мне придётся лежать перед кем-то раздвинув ноги, пусть это сто раз врач, приводила меня в ужас. Я очень долго не могла выносить любых  прикосновений.

Моя мама была немного параноиком, когда дело касалось моей безопасности. Я должна была наизусть помнить множество нужных, по её мнению, номеров, чтобы набрать по памяти в любой ситуации. Мамы давно нет, а привычка осталась. Поэтому в ту ночь я знала, кому звонить. Хотелось позвонить Максу, накричать, заставить его убедить меня, что все это бред, неправда. Я и позвонила, но его номер был отключен.  Папе звонить я не хотела, потому что не хотела, чтобы он меня такую видел. Да и он в возрасте уже, несмотря на то, что прекрасно выглядит, а по отношению к пожилым я всегда была предельно деликатна. Остался Игорь.

Я посмотрела на часы, впервые за последние дни. Мимолетно удивилась, что прошло всего три дня – мне казалось годы. И позвонила брату. По времени было уже раннее утро, но рассветом ещё не пахло - поздняя осень скупа на солнечный свет. Быть может Игорь уже проснулся…

В трубку лениво текли гудки. Моя рука с телефоном затекала и немела у локтя, стоило лишь её поднять, хотя боль я чувствовала приглушенно, спасибо обезболивающим. Пальцы дрожали, трубку никто не брал, а я просто не представляла, что делать дальше.

– Алло, – раздался в трубке резкий голос.

Я так растерялась и испугалась, что выронила телефон на пол, и шарила там в темноте. Водитель все пытавшийся поймать мой взгляд, который я упрямо отводила, включил мне свет. Телефон нашёлся, а я немного успокоилась за эти секунды.

– Игорь, – ответила я в тишину. – Это Вера.

Он выдохнул, я даже услышала этот тяжёлый вздох. И сама задержала дыхание – что он сейчас скажет?

– Ты где?

– Недалеко от нашего дома. У остановки.

– Жди.

И сбросил звонок. Я осталась ждать. Быть может, он исчезнет, как Макс, я даже не удивлюсь. Но он приехал через пятнадцать минут, свет фар прорезал серое, туманное утро, которое все же соизволило начаться. Водитель укрыл мои босые ноги пледом, пытался напоить меня кофе, а я не знала, как ему сказать, что отходняк позади, действие лекарств ослабевает, мне и руку поднять сложно и глаза открытыми держать. Наконец, взвизгнули тормоза машины, дверь открылась и я увидела Игоря.

На мгновение он растерялся. Видимо, не ожидал увидеть меня такую. Но быстро взял себя в руки, причитать не стал.

– Может в полицию? – нам вслед спросил водитель, имени которого я так и не узнала.

– Я сам все. Она моя сестра.

Мужчина кивнул. Игорь нес меня на руках – я первый раз была так близко к нему. Я старалась не стонать, но боль пронзала меня с каждым его шагом. Хотела отодвинуться от брата, но и на это сил не хватало, сознание, которое я так долго удерживала одной лишь силой воли, грозило ускользнуть. Покинуло оно меня уже в машине.

Проснулась я в незнакомой комнате. Правда в постели, а не на бетонном полу, что уже радовало. От руки тянулась вверху трубка капельницы, мозг плавал в лекарственном тумане. Я застонала, попытавшись встать.

– Даня? – спросила я увидев брата. В голове билась идиотская мысль – а вдруг жив?

Игорь отрицательно покачал головой, девушка в белом халате сделала мне укол и я снова уснула. Так я и пришла к выводу – лучше спать. Порой, когда спишь, даже не знаешь, что Даня умер. А когда снится взрыв, все ещё лелеешь мечту успеть, спасти. Или хотя бы сдохнуть, держа сына за руку, чтобы ему страшно не было.

Я попросила сестру увеличить дозировку – так мне даже сны не снились. Из этой добровольной комы я вынырнула через неделю. Точнее, меня Игорь вытащил насильно, а мне там было хорошо, я там бы и осталась. Несколько часов у меня звенело в голове, а потом мысли, на мою беду, немного прояснились. Я встала, выдернула иглу очередной капельницы, и пошатываясь прошла в ванную. Посмотрела на себя в зеркало.

Худое лицо, осунувшиеся щеки. Кожа переливается всеми оттенками жёлтого и зелёного – синяки сходят. Её стягивают заживающие раны и просто ссадины. Я заплакала. И не от жалости к себе. От неотвратимости происходящего. Дрожащими руками подняла тяжёлую бутылку с какой-то парфюмерией и била ею в зеркало, пока оно не пошло трещинами. Разбить полноценно не смогла, зато моё отражение разбилось на десятки кусочков.

– Где…отец? – решилась спросить я вечером, так и не дождавшись новой дозы снотворного.

– Умер. Сердечный приступ: у него было слабое сердце. После смерти твоего сына был первый приступ, не сильный. А потом ему прислали видео. С тобой.