Танго втроём. Неудобная любовь

— Ненормальная! — От пережитого волнения Юля всхлипнула и, скривив губы, хотела добавить что-нибудь ещё, но побоялась: стоящая рядом Нина могла передать её слова этому чудовищу в юбке.

— Итак, Мария Николаевна, мы все, весь наш преподавательский состав, поздравляем вас с успешным окончанием института и хотим сообщить, что вам выпала честь представлять наш областной педагогический институт в славном городе Мурманске, — широко улыбаясь, замдекана с чувством пожала Марье руку и, искренне счастливая всем происходящим, просияла.

— В Мурманске? — не поверив своим ушам, старенький профессор вскинул на Анастасию Дмитриевну удивлённый взгляд, но его восклицание потонуло в громких аплодисментах присутствующих.

— Надеюсь, три года обязательной отработки станут для вас успешными, и вы вернётесь в Москву с незабываемыми впечатлениями. — Замдекана наслаждалась своей местью и внимательно следила за выражением лица ненавистной выскочки, но в глазах Марьи светилась неподдельная радость. — От всей души желаю вам успеха в нашем нелёгком труде педагога и… ещё раз поздравляю!

— Спасибо вам всем! — Марья выглядела самой счастливой на свете и, прижимая бланк с распределением к груди, просто сияла от счастья. — Если бы вы только знали, как я вам благодарна!

Поражённая до глубины души таким неожиданным поворотом, Анастасия Дмитриевна во все глаза смотрела на умственно неполноценную личность, с любовью прижимавшую открепление к груди и, похоже, совершенно не удручённую своим скверным распределением, и чувствовала, что по какой-то неизвестной ей причине большего подарка для этой особы она сделать просто не могла. С досадой закусив губу, вынужденная сохранять хорошую мину при плохой игре, она через силу улыбалась. А в душе Марьи, звеня серебряными колокольчиками, переливалось волшебное слово, от которого её душа готова была взлететь в синюю высь июньского неба: Мурманск.

* * *

— Любовь Григорьевна, эта пятница — последний день работы нашего садика, на июль и август мы закрываемся. — Сняв с бокового крючка шкафчика тряпочный мешок с детскими вещами, воспитательница протянула его Любе. — Если Мишенька летом будет в Москве, дежурный сад готов его зачислить в наборную группу с теми детишками, которых родителям некуда пристроить. Я вам сейчас напишу адрес этого садика. — Повернувшись, воспитательница хотела пойти в группу за листком и карандашом, уверенная в том, что уж кому-кому, а Шелестовой, воспитывающей сына одной, этот адрес пригодится наверняка.

— Не стоит беспокойства, Зоя Евдокимовна, Миши летом в Москве не будет.

— Вот как? — остановившись в дверях, воспитательница посмотрела на Любу с нескрываемым любопытством. — А где же он будет?

— Он на два месяца поедет к бабушке с дедушкой в деревню. — Стараясь не обращать внимания на любопытный взгляд педагога, Люба свернула мешок с пижамой и сандаликами вдвое и, положив его в сумку, сделала шаг по направлению к группе.

По всем правилам хорошего тона, на этой фразе Зоя Евдокимовна должна была бы окончить расспросы и, вызвав мальчика из игровой, попрощаться с Шелестовыми до следующего утра, но, не в силах побороть искушение, застыв в проёме двери, она округлила глаза и, удивлённо глядя в лицо молодой мамочки, возбуждённо произнесла:

— Как, разве у Миши есть дедушка? Странно… он никогда об этом не говорил. Обычно дети делятся с воспитателями всем, даже тем, что порой родителям хотелось бы утаить… Ну вы меня понимаете… — замявшись, Зоя Евдокимовна усмехнулась и сделала в воздухе неопределённый жест рукой.

Видя, что Любовь Григорьевна не расположена к откровенности, воспитательница огорчённо вздохнула. Надо же, какой интересный поворот событий, а она не в курсе. О том, что погибший отец Миши — детдомовец, в саду стало известно ещё в феврале, когда заведующая определяла ребёночка в младшую группу, но в том, что у Любови Григорьевны нет отца, она была уверена полностью. В самом деле, не мог же мальчик за полгода посещения сада так часто рассказывать о бабушке и ни разу не упомянуть о своём дедушке.

— А что, бабушка с дедушкой берут к себе Мишеньку впервые? — понимая, что она совершает бестактность, Зоя Евдокимовна слегка смутилась, но любопытство было слишком сильно.

— Да, — односложно ответив на вопрос, Люба заглянула в группу, но любопытство воспитательницы было не только не удовлетворено, напротив, заинтригованная до крайней степени, Зоя Евдокимовна горела желанием прояснить ситуацию до конца.

— А вы не боитесь отпускать от себя сынишку так надолго? — осторожно прозондировала почву она. — Я бы на вашем месте поостереглась сразу отказываться от дежурного садика. Мало ли что… Люди пожилые, дедушка, по всей видимости, мальчика никогда не видел, можно сказать, совсем чужой ребёнку человек, ведь так?