Таня Гроттер и ботинки кентавра

– Я с вами обоими позднее разберусь! – угрожающе произнес он, начиная пятиться. – Думаю, мне не стоит скрывать происходящее от начальника царской стражи! Мерзкий боевой дракон вообразил себя невесть кем! Вот что бывает, когда этих чудовищ начинают баловать!..

Длинные фалды его придворного костюма описали круг, который мог бы описать хвост улепетывающей крысы. Уже почти исчезнув, Лу Ванн обернулся.

– Вам не так много осталось быть вместе! Я обещаю! Тебя не спасет даже принц Форн! И его тоже! – сказал он, и это не было просто угрозой.

И-Ван ощутил исходящую от него холодную и сосредоточенную ненависть. Да, эта история будет иметь продолжение.

– Лу Ванн тебя крепко невзлюбил. И меня тоже из-за тебя. Напрасно ты тогда во время смотра опозорил его перед всем двором. Все хохотали, когда ты хвостом смахнул его с мостков в воду, – проговорил он, обращаясь к Левиафану.

Дракон ненадолго нырнул, смочил кожу и, вновь показавшись из воды, легонько толкнул И-Вана головой под колени. Устоять после этого на ногах было так же невозможно, как остаться в живых после наезда асфальтоукладчика. Эта игра продолжалась уже несколько месяцев и очень нравилась дракону. И-Ван любил ее чуть меньше, хотя и понимал, что огромный дракон никак иначе не может выразить свою симпатию. Если бы Левиафан ударил его головой не в шутку, а хотя бы в треть силы, на камнях от И-Вана осталось бы только мокрое пятно.

– Ах ты, старый подводный чемодан! С чего ты вообще решил, что ты мой любимчик? Здесь нельзя иметь любимчиков! Читай! – ворчливо сказал И-Ван Левиафану, кивая на табличку на стене.

«ОТКРЫВАТЬ ЗАПОРНЫЙ ШЛЮЗ И ВЫПУСКАТЬ ДРАКОНОВ В ОТКРЫТЫЙ ОКЕАН ТОЛЬКО ПО АДМИРАЛЬСКОМУ ПРИКАЗУ».

– Э, нет! – сказал И-Ван. – Не эта! Соседняя!

«ПОД СТРАХОМ СМЕРТНОЙ КАЗНИ НЕ ПРИВЯЗЫВАЙТЕСЬ К ДРАКОНАМ И НЕ ПОЗВОЛЯЙТЕ ИМ ПРИВЯЗЫВАТЬСЯ К ВАМ!»

– Да, эта самая!

То ли выражая свое отношение к табличкам, то ли просто так дракон лениво плеснул хвостом, забрызгав стену океанской водой.

– Честно говоря, я не совсем понимаю, почему нельзя, чтобы драконы к тебе привязывались. Что здесь такого? – продолжал И-Ван. – Однако я точно знаю, что моего предшественника утопили только за то, что дракон, за которым он присматривал, не желал слушать больше ничьих команд. Вы, драконы, такие. Если уж полюбите, то один раз и на всю жизнь… Тот дракон, ну его дракон, вскоре погиб. Говорят, не успел нырнуть, когда у самого берега на мелководье их атаковали пикирующие крепости Борея. Но я думаю, он сделал это сознательно, потому что все остальные драконы спаслись.

Левиафан закрыл глаза. Он любил слушать рассуждения своего друга, хотя мало что понимал. Однако человеческий голос его убаюкивал. Драконы редко думают о будущем. Они живут настоящим.

И-Ван задумался. После того, что произошло, – Левиафан попытался напасть на старшего драконюха, а он остановил его простым окриком, не применив ни амулета, ни заклинания подчинения, – отрицать очевидное было невозможно. История повторилась. Левиафан привязался к нему, а он к Левиафану. Железное правило Царства Воды нарушено, и Бол Лу Ванн уже мчится доносить начальнику стражи. Сегодня вечером или завтра утром о происшествии будет доложено Его Величеству Гуссину Семипалому, который мало того, что величайший скряга, но еще и автор трактата: «Вода и казни (212 новых способов, как утопить, обваривать или скормить акулам). Посвящается моей жене Улюлии с благодарностью за вдохновение«. Недаром в его Царстве нет даже тюрем, да и зачем они, когда так близко океан и так велика монаршая фантазия?

Надо было на что-то решаться, причем срочно. И-Ван опустил голову на руки, точно прочитанную книгу пролистывая в памяти последний год…

* * *

Вот он на корточках сидит на песке у океана, долго и с изумлением разглядывая свое лицо в мелкой лужице, оставшейся после прилива. Смотрит – и испытывает чувство человека, встретившего случайно знакомого, о котором может вспомнить лишь то, что где-то его видел.

«Кто я? Что со мной?» – думает он.

Одежда, которая на нем, тоже не содержит подсказок. Рубашка с короткими рукавами, светлые брюки, а вот ноги почему-то босые. Сев на песок, он осматривает свои ступни. Они чистые, а кожа мягкая. Это-то и странно. У того, кто постоянно ходит без обуви, ступни должны быть жесткими, привыкшими к занозам и камням…

Он поднимается, всматриваясь в свои следы – ведь должен же он был как-то попасть сюда, – и почти сразу во рту у него пересыхает от нехорошего предчувствия. Песок гладкий, чистый, зализанный приливом. И никаких следов вокруг, кроме тех, что он оставил только что. НИКАКИХ!