Таня Гроттер и ботинки кентавра

– Ты homo liber![4] И поверь, это все, что тебе стоит знать… Все остальные характеристики только затуманивают смысл! – с апломбом заявила медаль.

– Значит, ты больше ничего мне не скажешь?

– Нет!

– Ага, я так почему-то и подумала. Тогда нам придется распрощаться, – сказала девушка.

Она сняла с шеи медаль и начала раскручивать ее на ленте, примериваясь в центр болота.

– Эй, стой! Я все, что у тебя есть! Ты делаешь большую глупость! Без меня ты никогда не вспомнишь! Только я знаю твое имя! – нагреваясь от ответственности, завопила медаль.

– А подробнее?

– Перестань меня вертеть! Тьфу… все кружится. Так и быть, ты Татьяна Гроттер! Единственная, кто не имеет двойника в этом отражении.

Хозяйка медали задумалась. Это имя ей ни о чем не говорило.

– Татьяна Гроттер? Что за нелепая фамилия! Ты уверена, что ничего не путаешь? Может, я какая-нибудь другая Татьяна? – проворчала она.

Медаль высокомерно промолчала.

– Ладно, пускай я Гроттер. Но зачем я здесь? И ты кто такой… такое? – спросила Таня, неохотно принимая разумом свою фамилию, ибо это было единственное, что она о себе знала теперь.

– Я vitae magister![5] А зачем ты здесь – поймешь в свой час.

– А ты-то сама знаешь?

– Скажем так, я догадываюсь. И эта догадка меня сильно тревожит… А теперь можешь выбросить меня – все равно я сейчас не скажу больше! – туманно ответила медаль и, воздерживаясь от дальнейших пояснений, замолчала.

Таня потрясла ее немного, но, не добившись толка, оставила в покое, преодолев соблазн запузырить подальше в болото. В конце концов, только медаль могла рассказать ей о прошлом.

В воздухе зудели комары. Подобрав футляр, Таня пошла вверх по течению, где речка еще не вливалась в болото. Места были глухие. Мелколесье перемежалось с небольшими участками довольно приличного бора. Человеческое присутствие угадывалось разве что по редким зарубкам на деревьях и встретившемуся пню, имевшему ровный спил.

Тяжелый футляр, который она с чувством долга тащила с собой, то увлеченно бил ее по коленям, то, наскучив проверять коленный рефлекс, застревал между молодыми стволами. Засохшая болотная жижа, облеплявшая ее с ног до головы, наводила Таню на мысль, что она похожа на странствующую кикимору. Примерно через час она поняла, что с нее уже хватит. Лес и не думал кончаться, речушка петляла, а путешествие принимало характер дурной бесконечности.

Неожиданно лес расступился. Таня увидела ровный участок берега с хорошим подходом к реке. Это было отличное место, чтобы искупаться, привести себя в порядок и раз и навсегда утратить сходство со странствующей кикиморой. Оглядевшись, Таня быстро сбросила грязную одежду, попрыгала, согреваясь, и, оставив лишь медаль на ленте, стала заходить в воду.

– А ты недурна, детка! Достоинств у тебя ровно столько, сколько нужно, чтобы не стать пороком. Напоминаешь мне твою бабку, когда я впервые встретил ее. Это тоже было у реки. Или озера? Но неважно, quod non est in actis, non est in mundo![6] Признаться, детали уже ускользают, но я абсолютно уверен, что это был водоем. Где бы еще я мог подкарауливать ее в кустах с большим мешком? – ностальгически произнесла медаль.

Таня подняла брови. Как обнаружилось, медаль явно была мужского рода. Возможно, в дальнейшем правильнее будет рассматривать ее как талисман или на худой конец медальон.

– Подкарауливал? – переспросила она.

– Разве я сказал «подкарауливал»? Это я неточно выразился. Разумеется, это была стратегическая засада с целью предварительного и многостороннего изучения объекта воздыханий, – поспешно поправился медальон.

– Зачем?

– Как зачем? Я, как честный человек, собирался украсть себе жену, не нервируя ее заранее докучливыми признаниями. Был такой хороший народный обычай, очень упрощающий процедуру знакомства. Куда лучше, чем бежать следом и канючить: «Девушка, умоляю, по какому адресу посылать к вам купидончиков? Разрешите мне понадоедать вам своими ухаживаниями лет так пять или десять!» А…а…а! Что ты делаешь? Я же не умею плавать!

Медальон булькнул и умолк. Набравшись смелости, Таня по шею погрузилась в реку. Сквозь воду тело казалось коричневатым – река где-то размывала торфяник. Камни были скользкими. В ту секунду, когда Таня, неосторожно шагнув, провалилась ногой между камнями, обжигающая молния скользнула рядом с ее головой и, зашипев, ударила в воду. Вода заклубилась паром и на краткий миг даже вспыхнула, но тотчас сильное течение снесло горящее пятно вниз.

Таня увидела на берегу – в том месте, где оставила контрабас и одежду, – приземистого коротконогого карлика со щеками, заросшими до самых глаз, бугристым носом и подбородком, точно вырезанным из древесной коры. Ростом он был с десятилетнего ребенка, но плотен и широкоплеч, как взрослый мужчина. В руках карлик держал пращу, из которой только что вылетел огненный снаряд. Поняв, что промахнулся, он быстро потянулся к сумке. В ладони у него блеснул стеклянный шар, внутри которого полыхал испепеляющий белый огонь.