Таня Гроттер и магический контрабас

Таня вначале испугалась, что чем-то разозлила белого мага, но почти сразу поняла, что причина не в ней. Академик захрипел. Его борода, окончательно выведенная из себя проделками усов, погналась за одним из них и многократно обмоталась Сарданапалу вокруг шеи. Убедившись, что борода сгоряча обмоталась во всю длину, усы разом набросились на ее край и дважды продели его под основанием, завязав таким образом бороду узлом и обездвижив ее. Убедившись, что их противник одурачен, усы, довольные тем, что их проделка удалась, вытянулись в два восклицательных знака.

– Все! Конец связи! – крикнул академик и, схватившись на бороду, принялся оттягивать ее от шеи. Последним, что услышала Таня, прежде чем зудильник окончательно погас, был его крик:

– Это было последнее предупреждение! Где мои ножницы?

– Какой он странный! – поразилась Таня. Баб-Ягун хмыкнул.

– А ты как хотела? Все гении странные. А это сам академик Сарданапал! Глава Тибидохса! Председатель гильдии Белых магов, автор трудов по алхимии, снятию порчи, обуздыванию нежити и драконоведению. Лауреат премии Волшебных Подтяжек, которая вручается раз в столетие! Правда, в последнее время он стал очень рассеянным. Забывает все подряд. Иногда даже путает имена. Может, сработало чье-нибудь отсроченное проклятие или там хроническая порча... Это ж до конца не вылечивается.

– Послушай... А в Тибидохс меня возьмут навсегда? Я хочу сказать, через пару месяцев меня не подкинут снова дяде Герману?

– Исключено, – замотал головой Баб-Ягун. – Кто попал в Тибидохс, потом уже никогда не возвращается к лопухоидам. Во всяком случае, если сам этого очень не захочет. Но обычно таких нет.

– А Тибидохс – это что такое? Вроде интерната? Или института волшебства?

– Тибидохс... э-э... это школа. Совершенно особенная школа, – пояснил Баб-Ягун.

Почему-то, она сама не могла толком понять почему, Тане показалось, что он уклонился от ответа. Или, во всяком случае, сказал далеко не все, что мог бы сказать.

Внезапно Таня отчетливо услышала в коридоре шум. По линолеуму забухали гранитные пятки. Шаги были такими гулкими, что можно было решить, что сюда топает Каменный гость.

– Тетя Нинель! Она сейчас войдет и тебя заметит! – охнула Таня, одновременно соображая, что в том, что тетя Нинель проснулась, нет ничего удивительного. Достаточно было одного зудильника, а тут еще оглушительный храп Пипы и закладывающая уши «конспирация» академика Сарданапала.

– Заметит меня? Исключено! – заявил Баб-Ягун.

– Как исключено? Она почти всегда подходит к лоджии. Хотя бы для того, чтобы проверить, не вздумала ли я открыть форточку в Пипину комнату, чтобы слегка погреться.

– Расслабься! Я сказал: она меня не заметит, и она меня не заметит. Мне даже не придется очищать ей память, – таинственно усмехнулся Баб-Ягун.

За мгновение до того, как дверь окончательно открылась, он ткнул себя пальцем в грудь и быстро произнес:

– Линузус очкустус!

Магическое кольцо сверкнуло зеленой вспышкой – и Баб-Ягун растворился. В воздухе остался плавать лишь один бинт, внутри которого – теперь это особенно бросалось в глаза – была пустота. Еще через несколько секунд исчез и бинт – вероятно, невидимое заклинание действовало постепенно.

Таня бросилась на раскладушку, прижавшись щекой к отсыревшей за день простыне, и притворилась спящей. Она услышала, как тетя Нинель вошла в комнату и на цыпочках подошла к Пипе. Неизвестно, что той померещилось, но Пипа громко и отчетливо сказала сквозь сон:

– О Гэ Пэ! О дорогой Гэ Пэ! Я тоже хочу быть как ты! Тетя Нинель покачала головой и осторожно разбудила дочку.

– Пипочка, бедная моя, ты разговариваешь во сне. А ты не плакала? А то мне померещились еще какие-то звуки...

– А-а? Что? Отстань, – в полусне отозвалась Пипа, пытаясь, не открывая глаз, пнуть любимую мамулю.

– Странно, – удивилась тетя Нинель. – Ну спи, дочуня... А то звук все время такой был: вбдзз-вбзз... Даже папа услышал, хотя он и надевает на ночь наушники. Дай я тебя поцелую!

Вытянув губы, тетя Нинель склонилась над Пипой и громко чмокнула ее в щеку. Тотчас послышался звук, словно кто-то с размаху впечатал кулаком в тесто. Сбылась золотая мечта идиота. Пипа все же попала по мамуле ногой.

– Ого-го! Как же плачет эта девчушка, если ее плач можно перепутать со звуком моего зудильника? – пораженно прошептал Баб-Ягун, когда тетя Нинель вперевалку удалилась. Вначале проявились его бинты, потом турецкий кинжал, а затем постепенно и он сам.

– Лучше тебе этого не слышать, поверь мне, – пожелала Таня. – Все, кто его слышал, становятся заиками.

– А ты почему не заика?

– На меня уже не действует. Я с детства привыкла. Вот когда она начнет плеваться – тут уж полный финиш. Все верблюды разбегутся.

– Ох, мамочка моя бабуся! И повезло же тебе с родственниками. Одна тетка чего стоит, – посочувствовал Баб-Ягун.

– Ты еще не видел дядю Германа, – хмыкнула Таня.