Таня Гроттер и пенсне Ноя

Бедный, бедный Шурасик! Он имел все основания злиться на однокурсников и еще больше на себя. Подобно многим отличникам и вообще умняшкам, опередившим в развитии своих сверстников, во всех других отношениях, не касавшихся усвоения знаний, он был наивен и неопытен, как ребенок. Его раздражало, что однокурсники смотрят на него в основном как на зубрилу, не понимая, что Шурасику, как и всем, хочется любить и быть любимым, дурачиться, шутить и совершать глупости. Другое дело, что он совершенно не умел всего этого и вечно попадал впросак. Когда он пытался пошутить – с необходимыми экскурсами в историю и предысторию, а также разъяснением форм комического, – никто даже не улыбался, зато все охотно ржали над какой-нибудь весьма посредственной остротой Баб-Ягуна. А с девушками, с девушками была совсем досада…

Возможно, ошибка Шурасика состояла в том, что он был слишком самолюбив и не всегда снисходителен к слабостям и ошибкам других. Зато он всегда очень напрягался и надувал щеки, а также, что тоже крайне важно, относился к самому себе без доли юмора. Хотя кто его знает, в чем действительно ключ к нашему успеху/неуспеху?

Однажды Шурасик почти набрался храбрости, чтобы пригласить Катю Лоткову прогуляться с ним вечером по побережью. Пока он подыскивал слова, Катя подняла голову и радостно улыбнулась ему.

– А, привет, Шурочка! Ты за конспектами? – спросила она с такой простодушной приветливостью, что сердце у Шурасика едва не расплавилось от горя. Он осознал вдруг, что для Лотковой он навсегда останется источником конспектов и готовых домашних заданий. Эдаким самопередвигающимся зубрилом и заклинанием в брюках и ботинках. Таких, конечно, уважают и на экзаменах садятся к ним поближе, но вот по побережью… по побережью они гуляют одни.

– Э, ну да! За конспектами, – безнадежно сказал Шурасик.

– Фу, какой противный! Но ты потерпишь? Тебе ведь не нужна сегодня тетрадь?

– Потерплю! Я всегда все терплю, – буркнул Шурасик и, повернувшись, побрел куда глаза глядят. Он казался себе эдаким высоколобым уродцем, безвременно постаревшим и готовым разве только к немедленному присвоению ученой степени «профессора кислых щей».

– Что с тобой, Шурочка? – безмерно удивилась Лоткова.

– Я не Шурочка! Ясно тебе?! Не Шурочка! Я «он», «он»! Человек я! – закричал срывающимся голосом Шурасик и бросился бежать со всех ног. И только переплеты магических фолиантов в самом дальнем углу книгохранилища знали, как он провел тот вечер.

Но это случилось уже довольно давно, когда Катя даже не встречалась еще с Ягуном. Теперь же Шурасик полностью восстановил душевное равновесие и, наплевательски относясь к настоящему, все свои надежды связывал с будущим, которое потому и казалось радужным, что было где-то далеко и не имело определенных очертаний.

Закончив мечтать, Шурасик счастливо улыбнулся и, обозрев гору возмущенных его невниманием книг, вытащил из-под «Анатомического атласа нежити», превратившегося от злости в гранитную глыбу, красочный пухлый журнальчик с симпатичной магвочкой на обложке. Эта магвочка имела обыкновение бросаться на шею к тем читателям, что оформили годовую подписку. Тех же, кто подписывался на журнал повторно, магвочка еще и целовала. Правда, по настроению могла и физиономию расцарапать.

Вы удивлены? Что ж тут такого? Порой для отдыха Шурасик любил почитать заурядный цветной журнальчик с Лысой Горы с оживающими картинками и блоками рекламы, пестро разбросанными по страницам. Вот и у этого журнальчика сзади на обложке была глухая дверь с подтеками крови, словно явившаяся из сказки о Синей Бороде. Табличка на двери гласила:

«Театр дверей. Работает круглосуточно, кроме всех четных и нечетных дней месяца. Постучи!»

Шурасик ухмыльнулся. Он отлично представлял, что это такое. Главное – не стучать в дверь и не прикасаться к ручке, если не хочешь провалиться в Потусторонний Мир. Скучающие мертвяки обожали давать вредоносную рекламу, расплачиваясь за нее проклятыми кладами и прочей сомнительной валютой. Нередко деньги для таких операций одалживались в ссудной кассе перевозчика Харона, разбогатевшего еще в то незапамятное время, когда в рот умершим клали по оболу.

Счастливо избежав ловушки, Шурасик пролистал журнальчик, застенчиво закрывая глаза при виде объявлений ведьмочек из квартала Красных Шапочек («Обжигающий сглаз по зудильнику! Вы оплачиваете только межмагородный звонок!»), прочитал пару статеек развлекательного содержания и занялся изучением нового каталога магических хохмофактов, на производстве которых специализировались многочисленные мастерские Лысой Горы.