Таня Гроттер и перстень с жемчужиной

– Что я вижу, академик, вы как будто раздражены? Не согласны с выводами предварительной комиссии? Неужели вы считаете, что почтенные Тиштря, Графин Калиостров и Бессмертник Кощеев не заботятся о детях? Да будет вам известно: дети самое дорогое, что у нас есть!

– После навоза на полях!.. Почему бы не собрать всех детей разом и не продать на колбасу? – пробурчал Тарарах, забывая о своем обещании держать себя в руках.

Едва он договорил, снизу послышался странный, крайне неприятный звук. Будто плохо закрепленное стекло задребезжало в раме. Все, не исключая Зербагана, стали с недоумением озираться, пока не поняли, что это хихикает карлик, секретарь ревизора. Увидев, что все на него уставились, секретарь смутился, ссутулился, скособочился еще больше и зажал рот ладонью. Сарданапалу стало грустно. Он подумал, что это существо не просто впало в ничтожество, но стало живой иллюстрацией самого слова «ничтожество».

– Это Бобес, мой секретарь. У него странное чувство юмора. Он начинает смеяться, когда слышит что-то грустное. Бобес, постарайтесь, чтобы мы больше о вас не вспоминали! – процедил Зербаган, отворачиваясь.

Карлик торопливо закивал, хотя хозяин явно не мог уже это увидеть.

– Я не слышал ответа. Так почему бы не продать всех детей на колбасу? – с вызовом повторил Тарарах, обращаясь к Зербагану.

Ревизор всем корпусом повернулся к питекантропу и посмотрел на него в упор. Тарарах приготовился бесстрашно выдержать его взгляд. Однако это был даже не взгляд в полном смысле этого слова. Картонная пустота глаз Зербагана просто плевала ему в душу.

– У вас, господин кроманьонец, нездоровые и опасные фантазии! Особенно для педагога. Боюсь, что я вынужден буду отметить это в отчете!.. А теперь не представите ли вы меня вашим подчиненным, Сарданапал? – сказал маг, впервые соблаговолив заметить остальных преподавателей.

Слово «подчиненным» он выделил голосом, точно указывал каждому его место.

– Почему бы не назвать нас сразу «рабами»? – продолжал кипеть Тарарах.

Маг пропустил эти слова мимо ушей. Медузия взяла себе на заметку, что тактика ревизора – упорно не слышать того, чего ему слышать не хочется.

– Конечно, представлю, – сказал Сарданапал, спеша сгладить неловкость. – Друзья, это Зербаган! Маг пятого уровня, глава контрольно-ревизионного совета и много еще кто… Зербаган, это Медузия, Поклеп Поклепыч, Тарарах, Великая Зуби! Еще у нас есть Безглазый Ужас, Соловей О. Разбойник, джинн Абдулла и Готфрид Бульонский, но, признаться, они сейчас заняты. Соловей тренирует команду. Готфрид гоняет в подвалах нежить.

Ревизор укоризненно качнул набалдашником посоха, и Сарданапал пожалел, что упомянул об этом.

– В подвалах Тибидохса нежить? Что я слышу? До сих пор?

– Подумаешь! На Буяне всегда было полно нежити. И ничего. Никто пока не умер, – неосторожно брякнул Тарарах.

– Вот именно, дорогой мой Растатах! Прекрасное уточнение: пока! Нежить может погрызть детей! Такие случаи не раз бывали в истории, – нравоучительно сказал Зербаган.

– Вы имеете в виду тех детей, которые наша главная ценность, или каких-то других, о которых я не знаю? – ехидно уточнила Великая Зуби.

– Именно, Мелкая Груби, именно! – подтвердил Зербаган. Он произносил слова медленно и отчетливо, точно по одной ронял на ладонь монетки милостыни.

– Чтобы отгонять нежить, у нас существует Готфрид. Нежить боится его немногим меньше, чем Медузии, – сказала Зуби.

– Спящий Красавец? Хе-хе, зарекомендовавшая себя личность, нечего сказать! Кроме того, если я правильно понимаю, он ваш муж. Не так ли? – с осведомленным прищуром спросил Зербаган.

Зуби задохнулась от негодования и, испытывая потребность излить на кого-то свое негодование, шуганула Дрыгусом-брыгусом поручика Ржевского. Поручик, подкрадывающийся к Зербагану со столовым ножиком в зубах, обиженно вскрикнул и растаял в лиловом дыму, чтобы вернуться пятью минутами позже в ужасном настроении.

– Так нечестно! Зубодериха не дала мне его напугать! Гарантирую, он умер бы от ужаса! – пожаловался он Недолеченной Даме.

Супруга холодно воззрилась на него.

– Она спасла тебя, Вольдемар! Дрыгус не самое худшее заклинание из возможных. По слухам, есть магия, которая рассеивает призраков без возможности восстановления, – сказала она.

Поручик встревожился:

– В самом деле спасла? Э-э… Тогда я ее прощаю!

– А я – не прощаю, – заявила Недолеченная Дама. – Подумать только, я могла бы овдоветь! Какой шанс накрылся медным тазом! Ты не представляешь, как заманчиво быть вдовой! Стоишь под черной вуалью, вся такая несчастная, томная, и вспоминаешь, не забыла ли завесить зеркала. А все тебя жалеют, вытирают тебе слезы и говорят, каким замечательным человеком был твой муж.

– Это только в первой части поминок. Во второй все ссорятся, обнимаются и падают в салат. И вообще многим начинает казаться, что они пришли в гости, – неосторожно сказал Ржевский.

– И ты говоришь об этом мне? Да я до тебя была вдовой четыре раза!.. Или больше? Впрочем, это совсем не важно. Тебя я пока не считаю, – произнесла Недолеченная Дама.