Таня Гроттер и перстень с жемчужиной

– Я не умею сообщать дурные новости. Из моих уст они несерьезно звучат. Горячий кавказский парень Ванька Валялкин справится лучше, – отказался Ягун.

Приоткрыв дверь, он подозвал Ваньку и что-то шепнул ему. Ванька сразу умчался. Ягуну стало грустно. Он просчитал, что вместе с Сарданапалом явятся и Поклеп с Медузией. И, учитывая, что с Бейбарсова сейчас взятки гладки, все моральные пинки достанутся ему, Ягунчику. Это его будут морально топтать, сверлить глазками и засовывать головой вперед в мясорубку.

– Ой, мамочка моя бабуся! Забыл чайник выключить! – крикнул Ягун и, схватившись за голову, бросился к двери.

Ягге моргнула, и дверь захлопнулась перед его носом.

– Рассказывай, внучек! Чем больше ты успеешь рассказать, пока Сарданапал идет, тем меньше тебе достанется, – спокойно произнесла она.

Поняв, что ему не отвертеться, Ягун уселся на стул, сложил руки на коленях и прикинулся пай-мальчиком.

– Ну… мы отправили Глеба следить за Зербаганом. Лучше его никто бы не справился. Слушай, ба, а можно выяснить, видел ли что-нибудь Бейбарсов до того, как Зербаган его накрыл? И как все было? – спросил он.

Ягге усмехнулась:

– Вопрос, конечно, интересный. Мы могли бы, конечно, найти где-нибудь телепата, да только где ж его найдешь среди ночи?

Ее внук облизал губы. Видно, мысль, что можно подзеркалить спящего, пришла ему в голову впервые. И это теперь! На шут знает каком году жизни! Вот позорище! Сколько бесценных минут прожито зря! Но все же Ягун не был бы Ягуном, если бы не устроил клоунады.

– Теле-кого?.. Так давай искать! Тут нет и тут нет! Куда же они все подевались? – сказал Ягун, заглядывая под стул.

– Время! До кабинета Сарданапала отсюда две минуты бегом, – кратко сказала Ягге.

Сообразив, что скоро академик будет здесь, Ягун подскочил к ширме и, отодвинув ее, стал смотреть на лоб Бейбарсова.

– Блин! – воскликнул вдруг он. – Блин! Блин! Блин!

Ягун был так удивлен, что не скрыл собственных чувств, находясь в чужом сознании. Вещь непростительная для телепата. В результате Бейбарсов, даже спящий, даже сражающийся с остатками сильнейшего из проклятий, сумел вытолкнуть его из сознания. Причем вытолкнуть бесцеремонно. Ягун выскочил из его видений стремительно, как мокрое мыло.

– Ну что? Видел он что-нибудь перед тем, как?.. – спросила Ягге.

Ягун подозрительно уставился на бабусю. У него были все основания полагать, что старая богиня не так уж проста. В конце концов, от кого он тогда вообще унаследовал свой дар? Однако Ягге смотрела на него с непроницаемым лицом.

– Я ничего не понял… – невинно сказал Ягун.

Бабуся посмотрела на него и одобрительно кивнула.

– Жаль. Но ничего не поделаешь. Бывает, – сказала она.

Дверь открылась. В кабинет влетел запыхавшийся Поклеп. Недоверчивый и злой как оса.

– Что? Где? Почему я обо всем узнаю последним? А??? – закричал он, переводя подозрительный взгляд с Ягуна на Ягге и обратно, точно застиг их на месте преступления.

Сырой рыбой от Поклепа не пахло, и Ягун догадался, что с Милюлей он по-прежнему в ссоре. «Может, потому он и злой как оса», – неосторожно подумал играющий комментатор, и тотчас виски его взорвались болью. Уж кто-кто, а Поклеп буравил его глазками не напрасно.

– Что ты сказал? – прохрипел Поклеп.

– Я молчал, – заявил Ягун, торопливо прячась за спину бабуси.

Возможно, это был и не героический поступок, зато здравый. С Ягге завуч связываться не стал и оставил Ягунчика в покое. Спустя минуту в магпункт спокойно вошли Медузия и Сарданапал. Все трое остановились у кровати, на которой лежал Бейбарсов. И хотя основное проклятие Ягге уже сняла, даже остатков его было достаточно, чтобы Сарданапал понял, с чем они столкнулись и какого уровня маг наложил его.

– Пепелис кремацио некро гродис? А, Меди? – прикрывая ладонью кольцо, чтобы оно случайно не метнуло искру, негромко спросил академик.

Горгонова утвердительно кивнула.

– Дорогой Ягун! Будет замечательно, если ты расскажешь нам быстро и четко все, что знаешь, – сказала она, поворачиваясь к играющему комментатору.

– Совсем все, что знаю? – не выдержал Ягун.

– И отложишь на время свои увертки! – добавила Медузия.

Зрачки ее чарующих глаз потемнели и стали медленно проворачиваться. Играющий комментатор ощутил, что находится полностью под властью взгляда Медузии. Сознание доцента Горгоновой было глубоким и непроницаемым, как бездонная океанская впадина. В сравнении с ним сознание Ягунчика было мелким, заросшим камышом прудиком, в котором косматые нигилисты в свободное от отрицания время ловили с барышнями карасей.

«Бедные древние греки! Неудивительно, что с ней можно было сражаться, только глядя в щит», – подумал Ягун.

– Не надо оставлять меня без чувства юмора! Вообразите, что будет, если у меня отнимут юмор и останется одна болтливость? Я же вас в буквальном смысле задолбаю, – поспешно сказал Ягунчик.

Академик улыбнулся:

– И правда. Не трогай его, Медузия. Без юмора его комментарии матчей станут утомительны… Рассказывай, Ягун!