– Я поклялся
Ягун махнул рукой.
– Ерунда. Любой
Питекантроп настороженно посмотрел на него и, поняв, что Ягун все знает, невесело усмехнулся.
– Ты и представить не можешь, насколько все пучком! – заверил он и стал расстилать ковер-самолет.
Это был старый, протертый ковер с большими кистями, который в обычное время лежал в кабинете Сарданапала. Когда это было нужно, ковром пользовались и другие преподаватели. Что касается Тарараха, то он, как и Ванька, был равнодушен к тому, на чем и как летать.
Лешак, с которым говорил Ванька, медленно повернулся и, поскрипывая, скрылся в лесу. Ванька вернулся и молча стал заводить пылесос. Из дыр в трубе сифонил синий, с искрой дым.
– Что тебе сказал лешак? – шепнула Ваньке Таня.
– Он дал мне совет, – помолчав, сообщил Ванька.
– Какой?
– Ждать и не спешить.
Больше ничего добавить Ванька не успел. Ягун завел пылесос, и все потонуло в треске и дыме. Вслед за Ягуном взлетели и другие. Пока Ягун на пылесосе нарезал круги, пробуя возможности нового топлива, Тарарах решительно направил ковер к драконбольному полю. Когда они пролетали над полем, из крайнего ангара вырвался молодой дракон и, не в такт хлопая крыльями, стал быстро и несколько боком набирать высоту. Драконы в юности не берегут сил. На шее у дракона кто-то сидел.
– Это же Искристый, сын Гоярына! А на нем Соловей! – сквозь треск пылесоса крикнул Ягун.
Впрочем, это Таня поняла уже и без Ягуна. Зрение у нее было не хуже. Вот только почему на драконе?
Они летели долго, в сплошной облачности, метрах в трехстах над океаном. Драконы за немногим исключением редко поднимаются выше, если же лететь ниже – у ковра-самолета отсыреют кисти, и тогда купание в ноябрьском океане гарантировано. Облака были как слежавшееся одеяло. Хотелось крикнуть: «Блин, да уберите же кто-нибудь эту гнилую вату!»
Таня едва различала Ваньку, хотя он летел от нее на расстоянии вытянутой руки. Ягуна легко было вычислить по треску пылесоса, а Соловья и Тарараха Таня не видела вообще. Лишь дважды впереди, в разрыве туч, мелькал розоватый отблеск. Это Искристый, досадуя, выдыхал пламя. И снова Таня его теряла. Звуки вязли в мокром одеяле. Полировка контрабаса была влажной. Волос смычка тоже отсырел. То и дело Тане приходилось стряхивать с него влагу. Вскоре Таня перестала кого-либо высматривать. Она держалась за Ягуном, надеясь, что он представляет, куда летит.
Так прошло часа четыре. Становилось все холоднее. Пылесос Ваньки, давно чихавший, как простуженный сантехник, внезапно конвульсивно закашлялся и заглох. Таня услышала короткий крик и поспешно развернула контрабас. Когда она наконец отыскала Ваньку в тумане, тот уже висел на платке-парашюте у самой воды.
Когда Таня подлетела к нему, Ванька перебрался на контрабас и сел сзади, обхватив ее за пояс.
– Я уже думал: придется купаться, – сказал он просто.
– А где твой пылесос?
– Чистит дно от водорослей. Хотя глубина тут километра три. Значит, скорее всего, еще где-то в пути, – предположил Ванька.
– Тебе его не жалко?
– В смерти в океане есть что-то романтическое. Лучше, чем на свалке. Лежишь на дне, на умопомрачительной глубине, а вокруг плавают донные рыбы с фонариками на отростках, – заметил Ванька.
В его голосе не слышалось особой печали. Расставание с пылесосом произошло, как видно, с обоюдного согласия.
– А почему ты не кричал, что он глохнет?
– Этот мир и так полон бестолковых воплей. Еще один погоды не сделает, – заметил Ванька.
В тумане что-то мелькнуло. Из рваного одеяла облака выплыл драконий живот, белый, как у ящерицы. Крупная зеленая чешуя начиналась у лап и сходилась на спине в высокий гребень. На Таню уставились немигающие, с огненной точкой глаза. Струя кинжального пламени скользнула над ее головой, едва не опалив волосы. У каждого дракона своя манера говорить «привет!». Когда же драконы хотят сказать «пока!», они стреляют на палец ниже.
– Эй, ну и где вы там? Мы уже почти прилетели! – свешиваясь с дракона, крикнул Соловей.
– У Ваньки пылесос заглох!
– И где он?
– Пылесос? В океане. Ванька – здесь.
Старый тренер усмехнулся. Как все игроки старой школы, к техномагии он относился с недоверием. Что это за вещи, которые разваливаются после десятка лет службы?
– Контрабас-то выдержит? Пусть пересаживается ко мне! – предложил он.
Таня не видела лица Ваньки, но почувствовала, как тот недовольно заерзал.
– Контрабас выдержит! – сказала она уверенно.
Тангро, вертевшийся рядом с Ванькой, отреагировал на приближение Искристого, как пилот истребителя на большой бомбардировщик. Беспокойный, как оса, он принялся нарезать вокруг дракона круги, норовя ужалить его пламенем в живот, в шею, в хвост.
– Слон и Моська! – сказала Таня.
– Мамонт и бешеная Моська! – поправил Ванька.