Поздним вечером в комнату Медузии кто-то постучал. Доцент Горгонова выглянула. Недавно она вымыла голову и теперь сушила своих змей особым кормящим феном, который дул не воздухом, а живыми лягушатами.
На ее синем шелковом халате полыхали маки, ронявшие алые лепестки на тапки из собачьей шерсти. Изредка тапки порывались лаять и вилять носком. И халат, и тапки были подарком академика Сарданапала, любившего посещать магвазинчик магических распродаж. Если бы не глубокое уважение к академику, его суровая заместительница ни за что не согласилась бы носить такие несерьезные вещи.
В коридоре куталась в шаль недовольная Ягге.
– Тихо! А ну не гавкать! – прикрикнула Медузия на свои тапки.
Левая успокоилась, однако правая еще долго продолжала повизгивать и скулить. Ягге присела и погладила Медузию по тапке.
– Ну-ну, тише, хорошая моя! Вот, Меди, тебе интересно будет взглянуть! Это я обнаружила в бедре у Демьяна Горьянова!
Медузия осторожно взяла у Ягге пробку с торчащей из нее иглой и осторожно понюхала ее.
– Ну да, – согласилась она, – пробка винная… Старшекурсники и аспиранты, тайком пьющие вино, – это, конечно, ужасно. Ранний алкоголизм – надежная заявка на смерть под забором. Но ведь они могли и найти эту пробку где-нибудь на Лысой Горе?
– Ага, в притоне тайных приверженцев Той-Кого-Нет! – отрезала Ягге.
Волосы Медузии зашипели, отплевывая лягушачьи лапки.
– Ягге! Вино пьют не только тайные приверженцы Чумы-дель-Торт! – Тибидохс дрогнул при произнесении этого имени, однако Медузия даже бровью не повела. – Даже академик Сарданапал изредка выпивает стаканчик-другой.
– Да. Но академик не вставляет в них иголки и не пропитывает шипы усыпляющим ядом. Причем таким, что я только приблизительно могу предположить, комбинация каких растений была использована! И уж тем более академик не рисует ВОТ ЭТОГО!
Медузия еще раз взглянула на пробку. Рядом с шипом очень мелко была выжжена призывающая руна Той-Кого-Нет.
Глава 9
Эта долгая краткая ночь
Всякое добро, всякий свет подаются только извне, в нас же самих их нет. Это видно хотя бы по тому, что в редкие минуты мы возвышаемся, просветляемся, ощущаем себя способными на что-то великое, а иногда даже и творим его. А потом и сами не можем дорасти до собственного уровня. Удивляемся: откуда в нас это приходило? Писатели и художники называют это «проблески». Но проблески чего, как не света, существующего извне?
Таня была странная особа. Случались ночи, когда она не могла уснуть. Даже и не пыталась. Носилась, наматывала десятки верстул, удирала в чащепу. В нее вселялась буйная бегалка. Вот и эта ночь была такой. Она выдвинула из-под кровати футляр и, открыв его, долго смотрела на контрабас.
– Имей в виду! Я хочу на тебе летать! – громко сказала она контрабасу.
Разбуженная Гробыня запустила в нее подушкой, усилив его заклинанием
Таня присела. Подушка, принудительно разогнанная до скорости триста метров в секунду, разом лопнула по всем швам, выпустив пух.
– Мимо, – заметила Таня.
Гробыня сидела на кровати и, свесив ноги, любовалась пургой из белых куриных перьев.
– Сентябрьский снегопад! Ну разве я не сокровище? Не брульянт? – спросила она, зевая.
– Брульянт!
Сравнение Гробыню вполне устроило. Тем более что она сама его подсказала. Она откинулась на подушку и томно спросила:
– Никто не хочет объяснить мне меня? Почему я такая красивая, но никем не понятая? Ну хотя бы чуть-чуть пообъяснять?
– Я – пас, – сказала Таня.
– А знаешь, почему «пас»? Сволочь ты, Танька, почемушто! Если бы ты меня о чем-нибудь попросила, я бы сразу сделала!
– Запросто. Поставь чайник! Кофе хочу! – предложила Таня.
Гробыня задумалась.
– Это перебор. Такой услуги я тебе оказать не могу. Попроси что-нибудь другое!
– Хорошо. Чайник я поставлю сама, а ты налей в него воды, – предложила Таня.
Гробыня возмутилась еще больше:
– Э-э! Ну до абсурда-то доводить не надо! Может, тебе еще лунной пыли наковырять?
– А что тут такого? Просто налить воды!
– Просто налить воды! А в рот тебе не плюнуть жеваной морковкой? – передразнила Склепова. – Да до нормального крана идти метров тридцать! По темному коридору! А если на меня кто-нибудь нападет?
Закончилось все тем, что Таня и воду сама принесла, и чайник поставила. И никто на нее не напал. Все это время Гробыня якобы мыла посуду заклинанием