Таня Гроттер и птица титанов

– Иди спроси у них, кто такая мать-опекунша! Или где живут борсы! Иди, иди давай! – посоветовала она.

Таня посмотрела на Ритку и поняла. Мак сделал с Гуней и Гробыней что-то такое, что они исчезли, а остались двойники.

– Умница! – похвалила Ритка. – И года не прошло!.. А теперь десерт!.. Ты стоишь? Отлично! Выше будет падать! Черный мак уничтожен!

– Черный мак не уничтожили!

– Грутти! Очнись! Мы с Гулебом только что оттуда. В земле – метровая воронка с запеченными краями. Черного мака больше нет.

Таня посмотрела на легкие стремительные стволы берез. Подсвеченные закатным солнцем, они казались розоватыми.

– Этот мир казался таким безопасным, таким беззубым! Я думала: его можно взять голыми руками. А четверых уже нет, – беспомощно сказала Таня.

– Четверых? Вспомни, скольких послали сюда до нас! И все до одного мертвы. Проклятая старуха не оставила нам выбора! Найди птицу, Грутти, и уничтожь ее! Вся надежда на тебя!

* * *

Таня отыскала Ваньку в зверинце у Тарараха. Ванька менял подстилку у химеры. Рискованное занятие, учитывая, что львиная голова пыталась его грызть, а козлиная – бодать. Появление Тани оказалось как нельзя вовремя. Обе головы отвлеклись, блея и рыча, и Ванька сумел захлопнуть клетку.

– Идем! Я обещала Сарданапалу увидеться с титанами!

– С титанами? Да как к ним сейчас прорвешься? Подвалы забиты нежитью!

– Прорвемся! Ты меня проведешь!

– Это невозможно! – сказал Ванька.

– Академик утверждает, что вы с Тарарахом отлично знаете подвалы, потому что прячете в них запрещенных зверей! Между прочим, мне могли бы сказать!

Ванька смутился. Таня различила, как он бормочет:

– Говорил я Тарараху: не может такого быть, чтобы академик не знал. Подумаешь, убивает дыханием или замораживает взглядом… А если он ранен, тогда что? Колышек ему в затылок вбить, чтоб не мучился?

– Так ты меня проведешь? – перебила Таня.

Ванька колебался.

– Опасно это. Раньше проще было. Нежить совсем с мозгами раздружилась. Даже и наверх прорываются как-то, хотя лестницы заговорены. Я вчера пришел к себе в комнату, а там у меня два хмыря душат Лилового Дядю, а он пилит их бензопилой. Весело, да?

– И что ты сделал? – Таня ожидала героического рассказа.

– А что я сделал? Ну, вышел на полчасика и подождал, пока они уйдут. Чего им мешать-то?

Таня улыбнулась. В этом был весь Ванька. Глеб на его месте пустил бы в ход бамбуковую трость, и долго бы еще по этажу летали разрозненные кости.

Когда через час они встретились, Ванька держал в руках сверток.

– Это тебе! Лови! – крикнул он, бросая его издали.

Таня попыталась поймать, но не удержала и, ухнув, присела, не готовая к его неожиданной тяжести. В свертке оказалась старая офицерская шинель с подшитыми цепями. Чтобы цепи не терли, изнутри была пристрочена подкладка из ватника. Таня озадаченно разглядывала всю эту конструкцию.

– Предупреждать надо! А цепь зачем?

Ванька набросил ей на плечи шинель и принялся сосредоточенно затягивать Таню самодельным ремнем.

– Цепь нужна, чтобы у нежити появился повод сходить к зубному, – объяснил он.

– Думаешь, не прогрызут?

– Прогрызут, конечно, никуда не денутся. Но не сразу. Идея не моя – Тарараха. Размер, кстати, тоже его, так что если будет великовато – не удивляйся!

Таня ничему не удивлялась. От старой шинели пахло хмырями. Стиркой Ванька с Тарарахом не заморачивались. Цепь начиналась от колена и шла до шеи. Конечно, плотного прилегания между кольцами не было, но все равно прочнее драконбольной куртки. С этим не поспоришь.

– А ты?

Ванька пробормотал, что у него прекрасный свитер, ужасно толстый, и принялся торопливо застегивать Тане пуговицы. Таня поняла, что он отдал ей свою защиту. С ее точки зрения, это нелепый, лишенный логики выживания поступок, но все равно в нем что-то было. Что-то вызывавшее у Тани тревогу и недоверчивую радость.

– Ну что, всунул меня в свою кубышку? Потопали!

До зимы было далеко, но каменный Тибидохс всегда отличался сыростью. В Жилой башне домовые топили печи, но остальные башни были в удручающем состоянии. Протопленные классы сменялись ледяными лестницами, где сквозняки свистели в незаделанных дырах рассохшейся кладки.

Час был поздний. Почти все ученики и учителя Тибидохса разошлись по комнатам и старательно заперли двери на ночное заклинание Дрыхнус беззадненогус, срабатывающее как на красные, так и на зеленые искры.

Нежить кучковалась внизу лестницы. Сверху казалось: ветер перекатывает большие комья пыли. Серые кучки нежити то, сталкиваясь, разрастались, то распадались, то вытягивались цепочкой. Изредка кто-то из мертвяков или хмырей пытался поставить ногу на лестницу, но его отбрасывало бьющей от статуи Древнира красной молнией. На выщербленном мраморе оставался холмик праха.

– И Поклеп еще уверяет, что он гуманист! – сказал Ванька.

– Может, это Зуби?

– Не, молнии – это не ее почерк. Слишком кровожадно. Зуби предпочитает более сложные ловушки. Посмотри туда! Вот это – Зуби!