Пилот понимающе улыбнулся. Он согласен с господином наблюдателем. И пусть господин наблюдатель не беспокоится за своего пилота. В его боевой практике не было случая, чтобы он нарушил штурманское задание. Он великолепно понимает свою ответственность, и как только ляжет на боевой курс, каждый вздох мотора будет соответствовать воле летнаба.
План Эриха действительно был до крайности прост: публика ведь все равно не поймет, что он выбрал самые легкие условия бомбометания; зато попадание в цель обеспечено, и зрители будут поражены его меткостью. Эриха нисколько не смущало то, что в настоящей боевой обстановке такие условия почти неосуществимы, что, только откинув всякую возможность сопротивления стороны противника, можно рассчитывать на успех подобной операции.
Обдумывая свое решение, Эрих невольно вспомнил некоторые испанские эпизоды, о которых он благоразумно умалчивал в своих многочисленных выступлениях. Он вспомнил один из рейсов на Мадрид. Тогда группе немецких бомбардировщиков было поручено забросать бомбами передовые окопы республиканцев, расположенные очень близко от позиций мятежников. В момент атаки дул малоприятный боковой ветер. И вот что значит боевая обстановка: хотя ветер и неприятный, но делать нечего, приходится лететь, потому что если начнешь выбирать удобный подход к цели, искать попутный ветер, то не выполнишь тактических условий нападения, от которых зависит успех бомбометания.
Эрих помнит, что он произвел точнейшие вычисления и, сообщив пилоту необходимые навигационные показатели, приготовился к бомбометанию. Пилот лег на боевой курс, иначе говоря, повел машину на цель, руководствуясь данными летнаба.
В этот момент открыла стрельбу зенитная артиллерия республиканцев. Вокруг самолета появлялись и таяли в воздухе белые облачка разрывов.
Эрих до сих пор искренне убежден в том, что расчеты им были произведены со всей необходимой точностью. И тем не менее факт остается фактом: бомбы, которые он сбросил, упали на позиции мятежников, вызвав среди уцелевших не столько испуг, сколько удивление. Эрих объясняет этот чудовищный промах ошибкой пилота, сошедшего под огнем зениток с боевого курса и тем самым нарушившего расчеты летнаба. Пилот же был другого мнения на этот счет и уверял, что он точно выдержал задание летнаба. Но все верили — или делали вид, что верили, — знаменитому фон Фальгагену, а не какому-то безвестному летчику.
Как бы то ни было, но здесь, на Мюнхенском аэродроме, ничего такого случиться не может. Здесь ведь только игра, и пилоту нечего будет пугаться, когда он поведет машину на боевом курсе.
А расчеты летнаба на этот раз настолько же просты, насколько они безупречны.
И Эрих еще раз уверяет себя в том, что успех обеспечен.
12 часов. Пронзительный звук сирены возвещает начало старта. По зеленому полю, покачивая крыльями, мчится бомбардировочный самолет «Гейнкель Х-V». Воздух наполнен ритмическим гулом мотора. Вот колеса оторвались от земли. В течение нескольких секунд самолет идет бреющим полетом, быстро набирая добавочную скорость, затем он круто взлетает вверх. Проходит еще некоторое время, и самолет исчезает из поля зрения.
Теперь внимание зрителей привлечено к мишени — гигантской панораме завода и прилегающих к нему жилых строений. Бутафория воспроизводит наиболее типичную и характерную цель… Приземистые постройки налеплены возле широкого здания фабричного корпуса, увенчанного высокой трубой.
На вышку поста управления полетами поднимается со своей свитой генерал Гебель, начальник германской бомбардировочной авиации.
— Удар по этой мишени будет нанесен боевыми бомбами, — говорит он сопровождающему его итальянскому авиационному атташе. — Такое зрелище широкая публика увидит впервые.
Лицо итальянца выражает почтительный восторг.
— Риска нет никакого, — добавляет генерал, — мишень вынесена достаточно далеко от трибун. Кроме того, бомбометание осуществляет майор Эрих фон Фальгаген, племянник министра. Его меткость была проверена еще на Пиренейском полуострове.
Как бы вскользь, среди кучи приятных слов, атташе осведомляется о том, с какой высоты будет производиться бомбометание.
Генерал Гебель на мгновение замялся.
— Высота… Высота, правда, небольшая — 800 метров. Но это, разумеется, не имеет никакого значения. Ничего не стоит ее увеличить.
И, обратившись к дежурному офицеру, генерал с подчеркнутой небрежностью отдает распоряжение изменить условия воздушной атаки.
Эрих взглянул на часы и полуобернулся к пилоту. Хотел подать знак к выходу на цель. Неожиданно на световой доске вспыхнул голубой глазок, и в следующую секунду трубка пневматического механизма, соединяющего штурманскую кабину с радиорубкой, выбросила аккуратно сложенную бумагу.
«Радиодепеша», с тревогой подумал Эрих. Он быстро пробежал текст и злобно выругался. Командный пункт по неведомой причине решил усложнить задание. Текст радиограммы гласил: «Подход к цели с боковым ветром, бомбардировка с высоты 1500 м». Приготовленные расчеты оказались теперь бесполезными.