Танкер «Дербент» • Инженер

«Каждый человек бывает иногда слаб и совершает поступки, которых потом стыдится, — думала она. — Морозы кончились. И он опять прежний. И я его люблю. И мы прожили вместе шесть лет. И у нас будет ребенок. Разве этого мало?»

На площадке, у края глубокой ямы, толпились землекопы. Два бригадира хватались по очереди за древко лопаты, измеряя глазами свободное место на древке и стараясь ловчее ухватить его. Молодой дагестанец в лохматой папахе, сдвинутой на лоб, недоверчиво наблюдал товарищей, и лицо у него было, как у ребенка, который не понимает условий игры, боится быть обманутым, но не хочет показать этого.

Бригадир, в засаленной рваной буденовке, покрыл ладонью кулак товарища, радостно засмеялся и свистнул, сзывая своих. Другой бригадир, в холщовой, заскорузлой от пота рубашке и латаных брюках, остервенело плюнул, махнул рукой и отошел. По лицу дагестанца скользнула робкая детская улыбка.

— Кончай жеребьевку, ребята, сейчас гудок, — сказала Анна Львовна, подмигивая дагестанцу, который, сдвинув папаху со лба на затылок, поплевал на руки, подражая своему бригадиру. — Там, с краю, только наверху рыхлый грунт, а глубже все равно камень, — прибавила она, желая утешить бригадира, проигравшего жеребьевку.

Ей было легко и радостно, как уже давно не было, и хотелось, чтобы другим тоже было легко и радостно. Техник, перепутавший накануне обвязку труб, шел за нею следом в отдалении, видимо, не решаясь подойти.

— Подготовили линию? — спросила его Анна Львовна. — После шабаша начнем опрессовывать. Да подойди сюда! — она поманила его пальцем, насмешливо улыбаясь. — Ну, как у тебя дела?

— Давеча промахнулся, Анна Львовна, — заговорил техник, морщась и дергая щекой. — Что со мной случилось, не пойму.

— Ладно, говори! Парень-то соображает, толковый, видно, парень, — поддразнивала Анна Львовна. — А ты его зубом! Нехорошо!

— Это уж верно. Да ведь в спешке мало ли что бывает. Старики говорят: в спешке бог верблюда обидел.

«Всякий бывает иногда слаб и делает глупости, — думала Анна Львовна, обходя площадку. — Что-то радостное у меня сегодня на душе. Морозы кончились? Нет, не то. Он опять прежний, и я люблю его. А в том, что было между нами, виноваты морозы, спешка и усталость...»

3

На обратном пути из города Емчинов заехал на буровую Шеина, но мастера там не застал. Это немного раздосадовало его. Искать Шеина по промыслам было не совсем удобно. «Выйдет так, что я бью тревогу и ищу его поддержки», — думал он. Емчинов отпустил машину и пошел пешком по шоссе, надеясь встретить Шеина по дороге.

Показалась белые стропила нового глинозавода. Гудок только что провыл за холмами, и разнообразные звуки на строительной площадке — фырканье трактора, дробный стук топоров и визг точила — стали понемногу затихать. По шоссе вереницей шли рабочие. Среди них Емчинов узнал свою жену. Она стояла у края дороги, разговаривала с высоким черноволосым плотником, у которого в густых курчавых волосах запутались белые стружки, и смотрела, улыбаясь, навстречу подходившему Емчинову.

— Машина испортилась? — спросила она. — Почему ты здесь?

И, не дожидаясь ответа, взяла его под руку, крепко сжала его пальцы и, обернувшись, кивнула головой плотнику: «До завтра».

Брови и ресницы Ани были слегка припудрены пылью. Это неуловимо меняло ее черты, усиливая то новое, счастливое и милое выражение, которое озарило ее лицо с той минуты, когда он подошел. Она крепко опиралась на его руку и задавала незначительные вопросы: «Ты голоден? В городе много пыли? Ну, что же там было?» — таким глухим, взволнованным голосом, словно в этих простых вопросах скрывался тайный, только им обоим понятный смысл.

Солнце светило по-весеннему. Дымились лужи на черной земле, и в каждой из них плавал осколок солнца. На востоке клубились сваленные в груду зимние облака, ветер уминал их и складывал впрок, в просторные сундуки за горизонтом. Широкий полинявший флаг на межевой арке свивался и хлопал рваным полотнищем, размахренным зимними ураганами. Дальние холмы казались вымытыми, до того ясны были их очертания. Блестели лужи, фарфоровые чашки на телеграфных столбах, лакированные кузова автомобилей, и какая-то стекляшка на склоне Каштанного бугра сверкала так, словно ветер раздувал там костер ослепительного голубого пламени.

— Я искал Шеина, — отвечал Емчинов невпопад, тоже как будто придавая значение не словам, а тому, что стояло за ними. — Шеина нигде нет, зато тебя я нашел, — прибавил он, склоняя к ней голову и улыбаясь. — Домой идем, баста.

Минуту назад он и не думал возвращаться домой, а теперь не понимал, как мог он искать Шеина и обдумывать то, что надо ему сказать. Теперь все это казалось неважным, а важен был только этот бестолковый, скачущий разговор, тесная теплота в руке и плече и неуловимый взгляд жены из-под густых, припудренных пылью ресниц.

— Нет, ты в самом деле занят? — спрашивала Аня, слегка отталкивая его руку. — Тогда поезжай, милый. Я тебе не помеха.

— Да нет, успею. Шеина мне теперь не найти.

— Должно быть, пропадает где-нибудь в цехах, — сказала Аня, покачав головой.