В последние дни на строительной площадке было много разговоров о приехавшем наркоме. Кадровики вспоминали его работу в городском комитете партии. Как это всегда бывает, те, кто знал Семена Алексеевича, рассказывали о нем каждый по-своему и неодинаково, а кто не знал, рисовал его в своем воображении таким, каким хотел бы увидеть.
Анне Львовне нарком представлялся высоким, худым, с размеренным голосом, сутулыми плечами и очками. Это был образ, оставшийся со студенческой скамьи, как воспоминание о непререкаемости профессорского авторитета: в нем были черты Дуца и Лобогреева и других профессоров. А слесарь, сидевший на станке, рассказывал о засаленных клеенках, пустом рукомойнике, о том, как нарком хлебал щи из консервов. И потому, что нарком в рассказе этого слесаря вел себя так, как вела бы себя в этих обстоятельствах сама Анна Львовна, рассказ казался ей неправдоподобным.
Было раннее утро, — час, всегда изобиловавший неполадками. Плотники собрались вокруг электрического точила. Где-то перегорели пробки, и мотор не работал. Десятник нерешительно приоткрыл крышку щитка. Другой останавливал его:
— Не суйся, ужалит, гляди.
Анна Львовна подошла к щитку и попробовала пальцами ток. Пробежал монтер с бухтой провода, перекинутой через плечо. Она сказала монтеру:
— Дай-ка мне плоскогубцы да беги на подстанцию. Мне сейчас силовая понадобится.
Она сама размотала кусок провода и скрутила самодельные пробки. Мотор неожиданно взвыл, набирая обороты; рабочие попятились, и послышались голоса:
— Пошла рвать. А ты куда поперед батьки? Мой черед.
Искры веером летели из-под камня точила и сыпались на платье Анны Львовны, а уже где-то позади слышалось ее имя, произносимое ласково-уменьшительно — Анечка, несмотря на то, что зовущие ее жарко спорили о чем-то.
Все эти споры, задержки и суета бывали ежедневно по утрам. Рабочие и десятники тратили первые полчаса не на работу, а на подготовку рабочего места, вызов тракторов, рабочих из других цехов и т.д. К этому все привыкли и называли «раскачкой». Происходило это потому, что промысловые цехи, обслуживавшие строительство, не чувствовали себя ответственными за чужой простой и в свою очередь «раскачивались» по вине других.
«Это какой-то заколдованный круг, — думала Анна Львовна, — ведь они там в парке или в механическом отлично знают, что такое простой, и люди их страдают от этого так же, как мои. Почему же они так равнодушны, когда простой падает на чужой участок?»
Слесарь, присланный из ремонтного цеха, все еще сидел на станке глиномешалки. Он ждал прихода трактора, чтобы поставить станок на фундамент. От нечего делать он заговаривал с плотниками, много курил, сплевывая себе под ноги. Анна Львовна подошла к нему и спросила резко:
— Доски настилать кто будет? Или чужого дядю ждем?
— Успеется, — спокойно отвечал слесарь, глядя из-под ладони на дорогу. — Вон никак пылит твой трактор, — прибавил он с усмешкой. — Часу не пройдет, будет здесь.
— Нет, не успеется, а настилай сейчас! — крикнула Анна Львовна.
Слесарь удивленно посмотрел на ее злое, расстроенное лицо и торопливо спрыгнул на землю.
— Да это же момент, — бормотал он смущенно. — Ах ты, куда это Шурка запропастился?..
Анна Львовна отошла в сторону, сунула руки в карманы жакета, изо всей силы сжала кулаки. К черту! Она никуда не годится. В том, что происходит, виноват не слесарь, а... Она не докончила эту слишком привычную, наболевшую мысль. Трактора все еще не было видно. По дороге промчался шоколадный ЗИС, припадая на ухабах и едва не касаясь земли низким шасси. Завернул к карьерам.
— Куда вы правите? — крикнула Анна Львовна шоферу. — Проезд закрыт. Не видите разве тупика?
Приезжий вышел из кабины.
— Да мы и не думали проезжать, — сказал он спокойно. — Мы приехали посмотреть стройку.
Анна Львовна взглянула на номер ЗИСа. Это была машина комбината.
— У меня сейчас нет времени, — сказала она сухо. — Есть установленные часы — с двух до четырех... Это не пустая формальность, — поспешно прибавила она. — Утром нам трудно выкроить время. Ну, да ладно, если не торопитесь, я постараюсь скоро освободиться.
Она подошла к слесарю, который как-то странно смотрел на нее в упор.
— Анечка, что я тебе скажу...
— Сперва положи доску. Аккуратнее руки. Вот так. Ну, что?
— Анечка, кого это ты отшила?
— Из комбината кто-то приехал. А что?
— То-то, из комбината! Это же нарком приехал, верно говорю. Ну и учудила, девка!
Слесарь беззвучно засмеялся и всплеснул руками. Анна Львовна взглянула на приезжего. Он стоял в тени глиномешалки и внимательно рассматривал паспорт станка.
— Ступай, ступай, — торопил слесарь. — Я уж тут сам управлюсь. Поди, скажи ему что-нибудь.
— А я-то его как встретила! — шепотом озадаченно ответила Анна Львовна.
Она подошла к наркому и сказала с тем открытым и независимым выражением, которым она встречала всякого нового человека, если он ей нравился:
— Вы уж простите, что я заставила вас ждать. У нас по утрам всегда гонка.
— Ну и работайте себе спокойно, — сказал приезжий, не отвечая на ее улыбку и глядя на подходивший по дороге трактор. — Будет время — поговорим.