Танки на Москву

Муса достал из багажника две саперные лопатки и черный мешок – эти похоронные принадлежности теперь находились в хозяйстве почти каждого чеченца. Вдвоем приступили к работе. Земля была влажной, чуть болотистой – тело, пролежав тут с весны, превратилось в зеленоватый тлетворный студень. Откопав, стали перекладывать труп в мешок – осклизлые руки чуть не вывалились из рукавов. Молния соединила края материи, сокрыв жуткие останки.

Турин присел на краю могилы, закурил. Пальцы пропитались липкой слизью. Табачный дым не мог перебить трупный запах. Муса о чем-то задумался.

– Несправедливо получается, – он подошел к капитану. – Мы вам – живых, вы нам – мертвых.

– Да уж, – выдохнул Турин. – Сам не ожидал.

– А все должно быть по-честному.

Капитан почувствовал, как тяжелый ствол уткнулся в затылок – чеченец решил восстановить справедливость. Лихорадочная мысль застучала в висок:

– Муса, последняя просьба.

– Какая?

– Разреши написать записку.

– Пиши. Можешь – про чеченский рассвет и любовь. Две минуты у тебя есть.

Бумага рябила синюшными клеточками, карандаш не слушался. Но сознание оставалось ясным: думалось, что Господь не допустит этого, что такой смерти он, капитан Турин, не заслужил. Закусив губу, вывел несколько строк, протянул блокнот.

– Читай! – скомандовал Муса.

Капитан прочел:

Чеченские зори стоят в небесах –
Чеченские слезы сверкают.
Пусть лучше горит поцелуй на устах,
Чем пули насквозь прожигают.

Вдалеке раздался плач. Верно, в селе узнали о страшной участи Ахмада, и женщины громко заголосили по погибшему – так громко, что рыдания донеслись и сюда.

– Это был мой брат, – тихо обмолвился Муса.

Признание огорошило Турина:

– Прости, не знал.

Чеченец медлил с расправой. Капитан слышал, как замирает сердце.

– Спрячься в машину, – вдруг приказал Муса, видимо, передумав стрелять. – А то родичи разорвут на куски.

Турин залез на заднее сиденье, пригнулся. Вскоре на берегу появилась ревущая толпа: причитали женщины, плакали чуткие к материнским слезам дети. И только старики хранили суровое молчание. Они погрузили мешок с останками на тележку, двинулись обратно – под вой и крик.

Муса подождал, пока уйдут сельчане, завел мотор, переключил рычаг скоростей. Машина тронулась с места. Колючий боярышник захлестал по стеклу. Капитан приоткрыл окно и сорвал ветку – дикие ягоды горчили. Неяркое осеннее солнце темнело в глазах.

5

Стол в казарме накрыли на скорую руку – картошка в мундире, килька в томате, острая морковь. Во главе посадили виновников торжества – Глебова и Верочку. Те еще не опомнились от пережитого – сидели молчком, крепко обнявшись.

Зазвучали заздравные тосты. Говорили, что сам Бог велел влюбленным после таких испытаний соединить сердца. Отдельно благодарили Черепанова – при этом майор горделиво вытянул шею. Ненароком вспомнили о Турине, которого почему-то не оказалось на празднике возвращения.

– Скоро будет, – успокоил всех Черепанов. – Должно быть, задержался у чеченских друзей – ест шашлык, чачу пьет.

Капитан вернулся в казарму, когда веселье уже закончилось, и гости мало-помалу расходились. Верочка убирала со стола посуду, Глебов недвижно смотрел в одну точку. Турин вынул из нагрудного кармана картонную иконку, протянул Верочке. Та всплеснула руками:

– Борис, мой образок нашелся! А ты не верил…

Глебов слабо улыбнулся, пожал руку товарищу. Турин устало опустился на скамейку: ноги будто отнялись. Он вдруг осознал, что мог навсегда остаться там, в мрачной низине, на берегу гибельной речки – неспроста же Черепанов называл это место вечностью.

Майор сидел напротив, невозмутимо ковырялся в зубах. Заметив пронзительный взгляд, слегка побледнел, схватил жестяную кружку, где остался последний глоток:

– С благополучным возвращением, капитан!

Турин промолчал.

– Жаль, закусить нечем, – Черепанов пошарил глазами по пустому столу.

– Отчего же?

Перед майором легла ветка боярышника – колкая, усыпанная кровавыми ягодами. Ягоды горько пахли.

Танки на Москву

1

На этом кладбище не было ни крестов, ни деревьев, ни певчих птиц. Оно раскинулось на большом пустыре, поблизости от железнодорожной ветки, представляя собою скопище бронемашин, подбитых во время штурма Грозного. Картина впечатляла: искореженные танки зияли развороченными внутренностями, железные гусеницы застыли на земле расчлененными лентами, перекошенные стволы орудий были забиты прахом. Вся эта техника, некогда блиставшая свежей зеленой покраской, имела пепельный цвет с красноватыми адскими отпечатками.