Танки на Москву

— Сказали никуда не высовываться. В столице никакой ясности нет.

— Понятно.

Друзья присели на скамейку, врытую в землю.

— Завтра улетаю домой. — Капитан задумчиво посмотрел вдаль. — Вот напоследок задание получил.

— Эх, мне еще неделю здесь кантоваться. Что за задание?

— Командующий приказал встретиться с Масхадовым, выяснить, будет война или нет.

— Он что, сдурел? Сам не может переговорить по телефону? Связь ведь налажена.

— Да может, конечно.

— Тогда зачем тебя посылать?

— Не знаю. Наверное, для отчетности. Доложит наверх, что все меры приняты — пушки заряжены, сабли наточены, разведчики засланы в стан врага.

Вдалеке послышался приглушенный рокоток. Над горизонтом заклубилась желтоватая пыль, которая постепенно сфокусировалась в черную точку с блестящими лопастями. Вертолет мигнул прощальным огоньком и растворился в небе.

— А может, рискнем — махнем к Масхадову? — Турин проводил глазами исчезающую точку. — Я уже переговорил кое с кем. Вроде как его надо искать в Старых Атагах.

— Оттуда же не возвращаются, — остолбенел Никита. — И вот-вот начнется пальба — угодим в самое пекло. Ради чего подставляться под пули?

— Приказано выполнять… последнее задание.

— Оно и впрямь станет для тебя последним! Пристрелят, и никто даже труп искать не станет. Подумают, улетел домой — командировка у тебя ведь закончилась. Когда спохватятся, твой командующий первым открестится — скажет, что ты самовольно оставил часть.

— Ежу понятно, — вскипятился капитан. — Что предлагаешь?

— Пойдем лучше в походную лавку.

— И я доложу, что в походной лавке Масхадова не обнаружил.

— Ты доложишь, что объездил Чечню вдоль и поперек, но его не нашел.

— Так мне и поверят.

— А кто проверит? Посмотри — все притаились, как суслики. Вместе с твоим храбрым командующим.

Дверь в походную лавку была распахнута настежь. По витрине ползали сонные осенние мухи, готовясь на покой. За витриной мерцало ангельское личико продавщицы:

— Чего желают господа офицеры?

— Боже мой, Нюрочка, мы хотим все! — Старый волокита Холмогоров обожал любезничать с девушками. — Мы хотим счастья, любви и колбасы. Но больше всего мы хотим улететь домой. К сожалению, у нас кончился горюче-смазочный материал, и вертолет нашей мечты не может взлететь.

Он выразительно щелкнул пальцем по горлу.

— Увы, этот материал как раз отсутствует.

— Нюрочка, а какая жидкость осталась в ассортименте?

Девушка грустно улыбнулась:

— Горючие слезы.

— Далеко не улетишь. Ладно, дайте что-нибудь на зубок.

Холмогоров готовил завтрак на траве — нарезал крупными кусками колбасу и сочными дольками лук. Все это разложил на окружной газете как достойное жертвоприношение боевому органу печати. Произнес ритуальное заклятие: «Пора, пора, рога трубят!».

Турин присел рядом, но до еды не дотронулся.

— Брось переживать, — урчал Никита, прихватывая кусок за куском. — Хрен с ними — с командующим, Масхадовым и Москвой в придачу.

— Все разрушено, все предано, — вздохнул капитан. — Воевать не за что. Вот и я никуда не поехал, остался с тобой.

Холмогоров задумался.

— Хочу развеселить тебя одной историей. Как известно, Лермонтов тоже воевал в Чечне. Однажды во время стоянки в Ханкале он предложил офицерам поужинать за чертой лагеря. Это было категорически запрещено — чеченцы отстреливали всех, кто покидал лагерь. Смельчаки поехали, расположились в ложбинке, за холмом. Лермонтов заверил, что выставил часовых. На холме и вправду торчал какой-то казак. Пирушка прошла благополучно. Когда возвращались, каждый бахвалился собственной отвагой. И тут поэт со смехом признался, что казак был всего-навсего чучелом. У офицеров вытянулись лица…

Видимо, Холмогоров не знал, что этот анекдот был опубликован в газете, на которой они разложили немудреную закуску. Капитан выслушал до конца, затем оторвал газетный клочок и зачитал витиеватую концовку: «Так нравилось ему плавать в утлом челне среди разъяренных волн моря жизни».

Рассказчик насупился.

— Замечательная история! — усмехнулся Турин. — Она говорит о том, что Лермонтов был просто-напросто безумцем.

— Ты ничего не понимаешь! Поэт искал встречи со смертью, чтобы подтвердить свою избранность перед Богом.

— Что же тогда он не рисковал в одиночку? Что же тогда зазвал с собою товарищей?

— А что же ты зазываешь меня невесть куда? Вот как ты думаешь, на твоем месте Лермонтов поехал бы или не поехал?

Это был удар под дых. От неожиданности Турин не нашелся, что и сказать. Видит Бог, он никогда не избегал опасности. А тут его подловили, как мальчишку, — уговорили не ходить на пропащее дело и тотчас попрекнули. Но, по правде, он ведь сам согласился, что полученный приказ может оказаться роковым. К тому же есть ли на свете хотя бы один человек, способный ответить честно, как на духу, — будет война или нет?

Турин встал. От волнения сделал несколько шагов. Остановился у ближайшего окопчика, осмотрел его могильную пустоту. Вернулся к притихшему Холмогорову. Тот с любопытством следил за странными движениями.

— Лермонтов поехал бы, — глухо произнес капитан, — …в другую сторону.

3