Ночь выдалась ясной. Крупные звезды обжигали небесную твердь. От камней струилось тепло. На окраинах пулеметы изредка отзывались стальными молоточками. Приближался час ночного обстрела Грозного, и боевики переходили в безопасные подвалы. Улицы оставались без пристального снайперского присмотра. У офицеров, попавших в окружение, возникал шанс добраться до своих — под родным артиллерийским огнем. Другого выхода не было.
Накануне к общежитию, где они оборонялись третьи сутки, прибыл парламентер — молодцеватый чеченец в зеленой головной повязке. Его сопровождала столичная журналистка, сутулая от собственной невзрачности. Суматошно вертясь, она забежала вперед, чтобы снять происходящее на небольшую видеокамеру. Позируя перед объективом, парламентер широко расставил ноги:
— Сдавайтесь — останетесь живыми!
— Так мы и поверили, — откликнулись сверху.
— Вам нечего защищать — сдавайтесь!
Боевик предложил подумать до утра, в противном случае к зданию подгонят бензовоз и всех сожгут. Не получив ответа, он отправился восвояси. Журналистка засеменила следом.
— Сука! — ругнулся Анатолий, для подстраховки державший парочку на прицеле. — В Москве небось будет хвастаться, какая она героиня.
— Оттого и героиня, что знает — стрелять не станем. — Евгений лежал рядом, за мешками с песком. — А они сегодня спалят нас. Как пить дать спалят!
— Да нет, сегодня, пожалуй, они уже не полезут. — Анатолий отстранился от амбразуры. — Передохнем.
Передышка была недолгой. В соседнем переулке послышался приглушенный шум мотора. Вскоре показался бензовоз. Предупредительная автоматная очередь остановила продвижение — машина откатилась и замерла за углом нападения.
— Турин! — раздалось в коридоре. — Давай к Косолапову!
Подполковник Косолапов находился в дальней комнате. Хмурый, как туча, он не выпускал из рук обесточенную рацию, напрасно настроенную на сигнал надежды. На металлических койках сидели офицеры. Воздух был насыщен табачным дымом и тревожными предчувствиями.
— Значит так! — отчеканил подполковник, обращаясь к Евгению, как будто никого, кроме него, не было. — Дом правительства подожжен. Наши наверняка укрылись где-то по соседству. Ночью, как только заработает артиллерия, будем пробиваться к ним — группами по два-три человека. Пробежка минут на пятнадцать. Никуда не сворачивать. Ориентир — горящее здание. Все ясно, капитан?
Ожидание казалось томительнее затишья. Думать о том, что наших может не оказаться где-то по соседству, не хотелось. Наконец ночные небеса разразились громами — орудия били методично, по площадям. Вспышки рвущихся снарядов нависали над общежитием огненной гирляндой. «Пошел!» — прозвучала негромкая команда, и Турин шагнул в неизвестность, наполненную свистящими осколками и горячей пылью.
Впереди бежал Анатолий, показывая товарищу верное направление — будучи новичком, тот толком не знал маршрута. Движение затрудняли рытвины и обломки. «Черт!» — оступившись, капитан с размаху грохнулся наземь. В это мгновение страшная слепая сила поразила Анатолия в голову. Бегущее тело, судорожно взмахнув руками, куда-то полетело. Турин прижался к земле, стремясь слиться с ней, превратиться в придорожный камень или даже оттиск камня, лишь бы избежать смертельного удара. Последовал оглушительный грохот — неподалеку разорвался минометный снаряд.
2
Наступила тишина. Турин открыл глаза: взметенная пыль мало-помалу оседала, и очертания городских развалин прояснялись. Улица обретала лунную перспективу. По ней, размахивая руками, продолжала двигаться странная тень. «Анатолий!» — попытался крикнуть вдогонку капитан, но спохватился — тот вряд ли его теперь слышит. «Куда он бежит? — недоумевал Евгений. — Он же не видит дороги». Однако оставаться одному среди неведомых руин было еще страшнее, и Турин поторопился за своим проводником.
Они без передышки неслись от здания к зданию, от перекрестка к перекрестку. Пустые впадины окон, казалось, безмолвно наблюдали за пробегом. Оторванные рамы покачивались в вышине, хлопая черными крыльями. Дома то громоздились, то, рассыпаясь в прах, образовывали фантастический рельеф. Подбитые звезды падали к ногам раскаленными частицами.
Временами тень замедляла шаг, стараясь определить путь. Затем срывалась и бежала, словно спасаясь от погони. Турину подумалось, что они ни в жизнь не найдут выхода. Слабый отсвет огня подал надежду — тень, сделав очередной взмах, нырнула в проем.
Подвал дома был едва освещен ночником. Вдоль бетонной стены бледнели расплывчатые лики. Турин с трудом признал ту самую парочку, которая днем подходила к осажденному общежитию.
— Слушай, — шептал чеченец, — мы их не звали, они пришли сами. Они бомбили, город горел. Отец шел домой — не дошел. Мать видела — его разорвало на куски. Слушай, старик ничего им не сделал. За что они его убили?