Танки на мосту

На машине осталось пятеро: я, спавший сном праведника на моем плече Володька, раненый майор с искусанными в кровь губами, убитый гитлеровец и «старший сержант», которому было наказано стеречь меня как зеницу ока, и в случае, если я попытаюсь разговаривать, немедленно заткнуть мне глотку. Сделав необходимые распоряжения, «капитан» повел большую группу своих солдат туда, где советские бойцы, кто в нательной рубахе, кто голый по пояс, рыли окопы. Только восемь волкодавов, кажется, самых крупных и сильных, остались невдалеке от машины. Я начал будить Володьку, легонько толкая его локтем. Мне нужно было, чтобы он отвлекал внимание «старшего сержанта» и дал мне этим возможность хорошенько осмотреться.

Еще когда мы въезжали на взгорок, я заметил невдалеке От моста по правую руку от меня блиндажик и стоявшего выше бойца с биноклем. Очевидно, это был пункт саперов, заминировавших мост и ожидавших приказа взорвать его. Теперь я увидел три противотанковых пушки: одну за шоссе и две в той стороне, куда ушел «капитан». Может быть, их было больше, но я не мог долго глядеть по сторонам и к тому же меня интересовали в первую очередь саперы-подрывники и то, как просматривается с их пункта дорога на запад, откуда должны были появиться танки гитлеровцев.

Домики Равнинной — беленькие, чистенькие, с закрытыми ставнями — прятались за шеренгой могучих белокорых тополей, росших почти на берегу, и вся станица, как и Беловодская, утопала в фруктовых садах. Учитывая расстояние и возможную скорость танков, я сделал в уме несложные расчеты. Выходило, что с того момента, как танки вынырнут из-за тополей и окажутся на мосту, пройдет не более двадцати секунд... Противотанковая артиллерия — те три пушечки, какие я заметил, — успеют открыть огонь. Но останутся ли живы к тому времени артиллеристы?

Звуки усиливающегося боя доносились к нам с запада — орудийные выстрелы, взрывы бомб. Самолеты гитлеровцев кружили там, отлетали, налетали новыми волнами. Девятка наших штурмовиков, сопровождаемая несколькими истребителями, с ревом пронеслась на запад.

«Капитан Павлов» быстро шагал к машинам. Один. Его люди, сняв гимнастерки, уже начали торопливо окапываться на склоне. Они расположились на занятом ими участке не в одну линию, а кольцом — круговая оборона... «Капитан» не напрасно изучал военную тактику: позиция, выбранная им, была удачной. Даже я, профан, новичок в этом деле, понял это, а также то, что первые пулеметные очереди «пограничников» ударят по расчетам противотанковых пушек.

К нашим машинам подходили раненые.

— Ожидайте, сейчас отправим! — хрипло крикнул им «капитан». — Три бойца с пулеметом остаются у машин. Старший сержант, давайте диверсанта и этого глухого... Пойдут с нами.

Он побоялся оставить меня в машине. Уж очень большую ценность я представлял для него, и он не хотел рисковать. Теперь он не отпустит меня ни на шаг. Я прыгнул вслед за Володькой на землю, приблизился к «капитану» и сказал прочувствованно и многозначительно:

— Спасибо, товарищ капитан...

— В чем дело? — нервно и подозрительно зыркнул он на меня. — За что еще спасибо?

— За предоставленное мне счастье быть очевидцем... — перешел я на немецкий.

— Что буровишь? — сердито крикнул на меня «капитан». — По-немецки шпрехаешь? Да? Ты у меня еще и по-нашему поговоришь!

Он кричал, но я видел в его глазах радость, которую так трудно скрыть каждому честолюбцу, когда его тщеславие польщено. Тронулись. «Капитан» шагал как на параде, размашисто, но не торопясь. За ним шел я, «старший сержант», Володька, позади нас — волкодавы. Вдруг все мы подняли головы — с запада на этот раз на малой высоте возвращались наши штурмовики. Теперь их было только пять, их преследовали «мессершмитты», которых безуспешно пытались отогнать два наших истребителя. Пучки белых нитей от трассирующих пуль чертили небо и тут же исчезали. Один штурмовик задымил уже над нами.

— Не разевать рты! — весело прикрикнул на нас «капитан», увеличивая шаг.