Танки повернули на запад

В душной избе с зашторенными брезентом окнами стрекотал киноаппарат. На экране прыгал и паясничал джазовый артист в сбитом набок галстуке, с мокрой прядью, прилипшей ко лбу. Он что-то пел, потом заливался саксофон, потом снова пел актер. И уже нельзя было понять - когдапоет вспотевший джазист, когда надрывается саксофон.

Кончилась часть, лязгнули металлические коробки с лентой. Мне почудилась далекая канонада. Тронул за плечо Михаила Ефимовича.|

Но свет снова погас, снова засуетился на экране неунывающий малый. Галстук теперь болтался у него где-то на спине.

В дверях послышалась возня, приглушенная перебранка.;

Часовой кого-то не хотел пустить. Из щели потянуло ночной прохладой.

- Кого принесло? - недовольно крикнул Катуков. И, услышав голос начальника разведки Соболева, сразу же скомандовал киномеханику:

- Кончай крутить, Гаврила. Давай свет.

- Частью сил противник перешел в наступление, - с обычной невозмутимостью докладывал Соболев.- Сбил боевое охранение, на некоторых участках подошел к первой полосе...

- Началось, товарищи, - подытожил Катуков. - Всех прошу на свои места.

Мы вышли на улицу. Передовая была озарена мерцающими сполохами. Наша артиллерия вела дуэль с батареями противника.

Перед рассветом канонада вспыхнула с новой силой. В нее влился гул самолетов, далекое уханье бомб. Артиллерия и авиация Воронежского фронта навалились на изготовившиеся к броску вражеские войска.

Контрбатарейная стрельба заметно ослабила первый массированный натиск немцев. А вот наша авиация с контрударом по вражеским аэродромам несколько запоздала. Гитлеровские пикирующие бомбардировщики и истребители уже поднялись в воздух, наполнив его рычанием моторов, пронзительным свистом падающих бомб.

В едва наметившиеся проходы яростно устремлялся упругий танковый клин. На него-то и делал имперский штаб основную ставку. 7 июля танки, вспоров нашу оборону на всю глубину, должны были в Курске встретиться с "тиграми", "пантерами", "фердинандами", подошедшими от Орла.

По полю, не разбирая дорог, мы с Катуковым мчались на командный пункт 6-й армии в надежде узнать обстановку, выяснить судьбу двух наших артиллерийских полков и бригады Бурды. Мелькали переплетения траншей, укрытия для танков, молчащие еще батареи. И всюду сновали люди, поднятые на ноги проснувшейся войной.

За последние месяцы все-таки отвыкли от боев. Земляные работы, занятия, дневальства, конечно, утомительны. Но, как это ни тяжело, ты не находишься все время под угрозой смерти. Случайные, редкие бомбы - не в счет.

Привыкаешь к размеренному распорядку: час обеда и час прихода почтальона, час занятий и - худо ли бедно - часов шесть, а то и более сна. Солдат знает свою землянку, свое место на нарах, даже впотьмах узнает по походке своих командиров. У него привычный круг товарищей. Одних полюбил, других невзлюбил. Но они уже "свои", никуда от них не денешься.

И вот пришел конец всему этому. Люди возятся у машин, протирают винтовки, снаряжают ленты, диски и прислушиваются, тревожно всматриваются в затянутую дымом и пылью даль. Оттуда двигается темная сила, под воздействием которой полетит в тартарары твоя землянка и только щепки останутся от нар.

До чего же дорого становится в такой момент все, что связано с твоей жизнью...

Командующего 6-й армией генерал-лейтенанта Чистякова мы застали за завтраком. Вернее, завтрак уже подходил к концу, и генерал, прихлебывая чай, отдавал приказания. Многочисленные тарелки и миски свидетельствовали о том, что дородный, любивший покушать командарм не изменил своему обыкновению. Это действовало успокоительно на окружающих. Чистяков сокрушался из-за нашего опоздания к завтраку и приказал ординарцу снова накрывать на стол: "Надо же покормить братьев-танкистов".

- А что вам еще делать, как не продукт переводить! Во втором эшелоне, как у Христа за пазухой, - рассуждал генерал. - Вчера на сон грядущий дали мы немцам, сегодня тоже подъемчик им неплохой устроили. Сотен семь танков, считай, как не бывало. И сейчас артиллерия работает - снаряды не экономим...

На столе появились куски холодной баранины, яичница, запотевший графинчик, тонко нарезанный белый хлеб - щедрые дары чистяковского гостеприимства.

- Я бы на месте Николая Кирилловича сейчас соображал насчет того, как бы еще один дом отдыха открыть, - посмеивался командующий.

И неожиданно смолк, насторожился. Размеренный гул нарушили близкие разрывы. На рысях промчалась артиллерийская упряжка. Над яблонями, в которых завтракал командарм, медленно расплывалось пристрелочное облачко шрапнели.

Тревога вдруг овладела людьми.

Широкое улыбчивое лицо генерала стало холодным, твердым. Глубокие морщины, выглядевшие только что доб- -рыми и мягкими, обрели жесткость. Он уже не замечал ни стола с едой, ни нас.

Помощник начальника штаба докладывал торопливо и неуверенно. Да, противник, видимо, прорвался большими силами. Какими - еще не известно. Из дивизий противоречивые сведения. Доносят о сотнях танков и самолетов...

Мы с Михаилом Ефимовичем понимающе переглянулись. Нужно было немедля ехать в свои войска.