Танки повернули на запад

Мы, конечно, слышали о дороговизне в тылу. Но - 80 рублей кило картошки, 30 - одно яйцо... Такое не умещалось в сознании, никак не вязалось со скромным заработком нашего хозяина на Сущевке.

Я медленно шел между деревянными столами. Мальчуган лет семи ползал по земле, собирая в сумку капустные листья. Старуха промокала тряпочкой капли молока на темных досках прилавка и отжимала эти капли в банку. Инвалид предложил мне пакетик с сахарином...

Армия одержала первые великие победы. Эти победы избавили народ от угрозы порабощения, позволили свободнее вздохнуть. Но жизнь в тылу еще не стала легче, голод не разжимал свою костлявую руку.

Как и всякий на фронте, я мечтал побывать в тылу. Теперь я шагал по московским улицам и хотел одного - скорее в Сумы, скорее на фронт.

Работа наша подходила к концу, задание ГКО было выполнено. Предстояло еще с кем-то поговорить, кого-то увидеть. Но прав был Катуков: всех дел не переделаешь.

Мы уже собирались в отъезд, как вдруг раздался телефонный звонок из Президиума Верховного Совета. Михаил Иванович Калинин просит Катукова и меня приехать к нему.

Кремль малолюден и днем. Та же тишина на лестницах, в коридорах.

Михаил Иванович по-стариковски ласково щурится сквозь две пары очков, жмет руки, за локоть подводит к креслам:

- Вам по два ордена на брата причитается. Вручив ордена, снова усадил нас.

- Хочу спросить о самом главном. Как бойцы живут? Он задавал въедливые вопросы и все время предупреждал:

- Только не лукавьте, отвечайте правду. Вши бывают? Над костром рубахи трясут? Палочкой выбивают? Мы рассказали о дезкамерах.

- Всех успевают обслужить? А в рейде? Интересовался, достаточно ли белья, как часто меняем его во время боев. Особенно подробно расспрашивал о питании.

- Вы тогда ночью и о снарядах говорили, и о горючем, и об артиллерии. Но ни слова о питании солдат. Потому и досаждаю вопросами. Как бы ни было тяжело в стране, армия должна получать все необходимое. Это не двадцатые годы.

Михаил Иванович откинул голову, что-то припоминая.

- Да, в двадцатом году было... Приехал я на курсы краскомов в Николаеве. Гляжу - что за чудеса. Курсанты в белых брюках и в рубашках, будто в нижнем белье. У иных - красное обмундирование, у иных - синее. Спрашиваю, что сие означает. Дежурный докладывает: исподнее носим. Больше ничего не имеем. А цветное - это кто как покрасить сумел.

- Так и вы, Михаил Иванович, тогда в латаных клетчатых брюках щеголяли и в таких штиблетах, что не дай бог! - сказал я.

Калинин поверх очков уставился на меня:

- Я? Откуда вам известно?

- В тот день помощником дежурного по курсам краскомов был курсант Попель.

- Не может быть! - весело изумился Михаил Иванович. - Подождите, подождите, а во что все обуты были?

- В лапти, "бульдо на 42 очка". Бульдо - это тогда самые модные ботинки так назывались: широконосые, как бульдоги. А в лыковых лаптях 42 клетки. Вот и получалось "бульдо на 42 очка". Зато пилотки были суконные. Носились на правую бровь под углом 39 градусов. Лихой вид!

- Кормили вас тогда неважнецки, - вздохнул Калинин,- Меня, правда, раками угощали.

- Сами ловили... А так - три четверти фунта хлеба в день на брата. Из них одна четверть отчислялась в помощь голодающим. Утром чай с сахарином, вечером чай с сахарином. В обед - бачок супа. Поставят его на стол. Вокруг десять человек. Старший командует: "Поднять ложки", потом - "Кушай воду". Это - чтобы до времени картошку не вылавливали.

- И ни один не пожаловался,- одобрительно покачал головой Михаил Иванович, - ни один... Подождите, подождите, тогда я распорядился, чтобы вам прислали обмундирование. Получили?

- Как же, недели через две пришло. Гусарская амуниция.

- Гусарская? - поднял брови Калинин.

- Кивера, мундиры.

- Носили?

- Кивера единодушным голосованием отвергли. А мундиры взяли; только чего-то спарывали с них. А потом получили английские ботинки, вроде танков. Но прочные, износа не было.

- В какой нищете жили! - качал головой Калинин. - Даже вспомнить страшно. И уж если тогда в лаптях да исподнем господ империалистов разбили, то теперь-то справимся с фашистами. Но тяжелой ценой...

Я рассказал о том, что видел на рынке. Михаил Иванович слушал внимательно. Изредка делал замечания:

- Горе народное, а люди все те же, что и в гражданскую войну - не жалуются, не паникуют. Это их терпение на нас, руководителей, двойной ответственностью ложится. Так?..

Потом опять начинал расспросы:

- А какой процент смертности в ваших госпиталях? Не знаете? Плохо. Должны знать, обязаны... А как с бельем в госпиталях? Тоже не знаете? Непохвально. Иной раз командиры наши словно по картам шагают, а не по земле:

бойцов не замечают, а видят только высоты, лесные массивы да водные рубежи. Хочу надеяться, что вы к таким не принадлежите.

Беседа шла легко, свободно, касаясь самых различных мелочей солдатского быта. Но не один быт интересовал Михаила Ивановича.

- Как у вас с просвещением бойцов? Не полагает это кое-кто за пустяки?

Я вспомнил его слова, сказанные еще вначале, "просите, чем в силах, помогу". Решил пожаловаться на нехватку газет. Калинин погрозил пальцем: