Танки повернули на запад

У гитлеровцев плохо с горючим. Вчера наши захватили несколько совершенно исправных Т-Ш. А когда у противника перебои с бензином, он теряет не только мобильность, но и боевой дух. Обычно арьергарды упрямо дерутся, рассчитывая в последнюю минуту вскочить на машину и скрыться. Но если единственная надежда собственные ноги, тут уж не так легко биться до последнего патрона. Хотя все же и сейчас, получая удар за ударом, немцы не впадают, как правило, в панику, стойко выполняют приказы.

По опыту знаю: не следует уповать на то, что у противника иссякло горючее; не сегодня-завтра подбросят. К контратакам надо быть готовыми постоянно, ежечасно.

Порыв и настороженность нам приходится воспитывать одновременно.

Когда я приехал в полк Бойко, уже вечерело. Закатное солнце блеснуло на ветровых стеклах, на низких окнах хат.

Бойко ставил командирам задачу. Он нервничал - был малословен и скуп на жесты.

- Одна рота обходит западнее, другая восточнее. Поняли? Нехай немец к северу отступает. Тут мы ему дадим прикурить. А у Жорнища - по-тихому.

Он замолчал, оглядел офицеров и добавил:

- Скажите своим орлам, пусть понапрасну пальбы не затевают. Мол, командир полка просил.

- Да вы не беспокойтесь, - сказал майор в защитной телогрейке. - Все в лучшем виде исполним. И от имени всех спросил:

- Разрешите выполнять?

Мы остались вдвоем в горнице. Бойко сел на лавку, не торопясь оторвал край газеты, скрутил "козью ножку", из круглой пластмассовой банки с привинчивающейся крышкой - немцы в таких держат масло - зачерпнул горстью крупно нарубленный самосад и аккуратно всыпал его в раструб самокрутки.

- Вот такая история. Жорнище - родина моя. Отец с матерью там. Я еще с Киева прикидываю, чтобы в Жорнище попасть...

"Козья ножка" освещала темное с широким носом и узкими губами лицо подполковника.

- На войне всяко случается. Может, и правда своих освобожу. В газетах про такой случай писали.

И добавил, уже надевая замасленный полушубок:

- Если живы...

Мы пошли к танкистам.

Машины заправлялись горючим. С полуторок и "зисов" сгружали снаряды. Старшины покрикивали у батальонных кухонь.

Подполковник подходил то к одному, то к другому командиру и недоверчиво спрашивал:

- Задачу понял? Смотри!.. Потом подозвал замполита Ищенко:

- Слушай, комиссар, вот чего я надумал: не взять ли на танки колхозников проводниками?

- Идея неплохая. Только найдем ли добровольцев?

- А поглядим.

Желающих оказалось куда больше, чем требовалось.

В двадцать два часа танк Бойко, а за ним и остальные тронулись вперед.

Мне надо было встретиться с подполковником Бурдой, побеседовать с политработниками бригады, проверить состояние тылов. Лишь к полудню следующего дня я попал в Жорнище.

Село праздновало освобождение. На площади, где скрещивались дороги, висел полинялый красный плакат, при- -зывавший колхозников удвоить урожай. Плакат этот был написан в предвоенную весну, спрятан в дни оккупации, а сейчас занял прежнее место. На броне окруженного девчатами Т-34 чернявый боец, самозабвенно зажмурив глаза, играл на трофейном аккордеоне.

В доме Бойко дым коромыслом. Бородатый старик выделывает кренделя тонкими, как спички, ногами, не обращая внимания на песню, которую тянут сбившиеся в угол женщины в цветастых хустках.

Бойко сидит за столом, красный, размягченный, улыбающийся. По лицу его струится пот, он то и дело вытирается расшитым полотенцем.

- Вот, товарищ генерал, - нетвердо поднялся подполковник, - вызволил-таки своих. Прошу познакомиться - батько мой, а то - мамо.

С меня стащили шинель, усадили за стол.

В горнице тесно, жарко, сизый слоистый дым подпирает потолок. Хлопают двери, люди приходят, уходят. Худенькая сгорбленная мать Бойко суетится у стола, бегает к печи, осторожно обходя пляшущих, носит чугунки, сковородки.

К столу протискиваются трое с красными бантами на пиджаках. Церемонно здороваются за руку со мной и Бойко. Один из них, широкий в плечах, с волнистым льняным чубом, стараясь перекричать шум, растолковывает:

- Здешние партизаны мы. Из окруженцев. В армию просимся.

- Тут теперь советская власть будет, - отвечаю я, - военкомат мобилизацию проведет.

- А сами вы не можете? - вмешивается в разговор второй. - Ждать неохота.

- Что же, - соглашаюсь я. - Если так, поговорим в отделе укомплектования.

Трое благодарят и выходят.

- Посидим на улице, подымим... Старик Бойко что-то нашептывает на ухо сыну. Тот вначале улыбается. Но вдруг настораживается:

- Да что вы, папаша? Теперь Бойко шепчет мне:

- Батька говорит, вроде тот, с чубом, в полиции служил. Когда к волостному старосте за меня тягали, там его

как будто видел. В точности признать не может - чубатый тогда усы носил. Я подзываю Балыкова.

- Поедете сейчас в село, где у немцев была волостная комендатура. Туда уже прибыли местные партийные работники. Спросите у них, кто тут с немцами сотрудничал. Постарайтесь привезти кого-нибудь из людей, знающих здешние партизанские дела.