Танки повернули на запад

Бойцы толкали короткоствольные полковые пушки. Разведчики на бегу меняли автоматные диски.

По контратакующим немецким танкам ударила замаскированная на опушке иптаповская батарея. Короткое пламя распласталось над землей.

Бой принимал затяжной характер, и теперь рассчитывать на успех не приходилось. С нашими силами мы могли делать ставку лишь на стремительный рывок.

В летучке Гусаковского я застал Гетмана. Он ходил из угла в угол. Офицеры почтительно молчали. Ломчетов сосал свою трубку.

— От Орехова ничего нет. Стрельба в городе вроде не такая сильная, сказал, ни к кому не обращаясь, Гетман и повернулся к углу, в котором сидел радист.

— Вызывайте, все время вызывайте Орехова… Потом подошел к столу.

— Товарищи офицеры, надо привести в порядок подразделения, днем снова будем атаковать, оттягивать силы от Орехова.

Ломчетов кашлянул. Гетман вопросительно посмотрел на него. Генерал вынул из брючного кармана кожаный кисет, не глядя, тонкими пальцами набил трубку и подошел к столу.

— Да будет позволено мне сказать.

— Пожалуйста, товарищ генерал, — Гетман отодвинулся, пропуская Ломчетова.

— Я не полномочен изменять решения комкора. Тем более в присутствии члена Военного совета армии. Однако полагаю своим долгом изложить здесь свои соображения, ибо буду докладывать их командованию фронта.

Он быстро обвел всех взглядом жестких черных глаз.

— Считаю сегодняшнее ночное наступление ошибкой. А если не бояться резких слов — авантюрой. Бригада и действующий с ней стрелковый полк не располагали достаточными силами для овладения городом. Теперь, как я слышу, готовится еще одна бессмысленная, по моему глубокому убеждению, атака…

— Так ведь в городе наши люди, танки! — перебил Гусаковский.

— Да, товарищ подполковник, — и люди, и танки. Война как мы знаем, без жертв не обходится… Окруженное подразделение будет героически защищаться и выполнит свой воинский долг до конца. А силы, находящиеся восточнее города, я имею в виду вашу бригаду, товарищ Гусаковский, — пополнятся и во взаимодействии с подошедшими частями овладеют Бердичевом…

Офицеры — кто с интересом, кто с недоумением, а кто и сочувственно прислушивались к веско произносимым словам.

— На войне, — продолжал Ломчетов, — приходится порой жертвовать одними подразделениями, чтобы другие получили возможность выполнить боевую задачу. Это — азы, и прошу прощения, что я вам их напоминаю.

В летучке стало тихо. Монотонно стучал движок. В такт ему вспыхивало и опадало белое пламя лампочки.

Первым заговорил подполковник Сербии. Заговорил горячо, жестикулируя, поправляя указательным пальцем ржавые стрелки усов.

— Верно, совершенно правильно товарищ генерал нас учит, критикует наши ошибки, вскрывает недостатки… Надо нам перестраиваться в свете его указаний, делать выводы…

Гетман встал, исподлобья взглянул на Сербина, и тот умолк на полуслове.

— Вы, товарищ генерал, о живых людях как о покойниках говорите, — упругие щеки Гетмана побагровели, глаза сощурились.

Я знал, что Гетман — человек очень выдержанный и, если он идет на прямой конфликт с представителем штаба фронта, значит, протест его сильнее всяких иных соображений.

— Там люди кровью обливаются, — гремел Гетман, забыв о своих мудро-житейских правилах. — А вы, товарищ подполковник, — Гетман резко повернулся к Сербину, — больно спешите перестраиваться. Спешить надо было вчера ночью, когда Орехов вперед прорвался, а вы, вместо того чтобы с ним находиться, черт знает где болтались…

— Я высказал свое мнение, — поморщился Ломчетов. — А вам, товарищ генерал-лейтенант, решать.

— Не было так, чтобы танкисты своих братов на съедение врагу бросали, кипел Гетман. — От каждой нашей атаки Орехову великая польза. Даже если не ворвались в город. Мы на себя те силы оттягиваем, который. смяли бы его. Я атаки прекращу лишь в том разе, если прямой приказ дадут.

Гетман перевел дыхание и уставился на меня.

— Такого приказа вы не получите, — твердо сказал я. — Военный совет армии согласен с вашим решением.

Генерал Ломчетов выразил только свое личное мнение.

— Насчет того, что сил недостаточно — верно. Но не всегда же числом воюем.

Ломчетов поднял брови. Пожал плечами — поступайте, мол, как знаете, мое дело сторона.

«На войне не без жертв… пожертвовать одними, чтобы потом овладеть городом». Эти будто бы разумные доводы казались мне опасными, как зараза. От них сейчас веяло ледяным равнодушием. Я, как Гетман и Гусаковский, считал, что мы должны выручать окруженных товарищей.

Решил сегодня же поговорить с политработниками бригады о помощи окруженной группе. Помощь эта имела, помимо всего прочего, большой политический смысл. В своей пропаганде мы настойчиво проводили одну мысль: тому, кто боится окружения, не место в танковых войсках; будешь в окружении, твердо знай — тебя выручат любой ценой.

И вот человек с генеральскими погонами советовал махнуть рукой на попавших в беду танкистов, списать их со счета как «неизбежную жертву» и неторопливо, по всем правилам заняться подготовкой солидного наступления.