28 сентября 1919 года Северо-Западная армия начала наступление на Лугу. Здесь танки вновь поддерживали действия 4-й стрелковой дивизии — при их поддержке пехота белых выбила противника с занимаемых позиций, и начала движение в направлении Струги Белые. Как и в предыдущем бою, эффект от применения танков был больше моральный — красноармейцы часто обращались в бегство при одном виде этих машин. Однако дальнейшие действия боевых машин оказались невозможным из-за плохого состояния дорог и сильной изношенности самих танков (как и в случае с поставками для ВСЮР, англичане привезли Северо-Западной армии далеко не новые, а бывшие в употреблении машины). Поэтому 1 октября 1919 года все танки вернулись в Нарву для ремонта и отдыха экипажей.
12 октября 1919 года Северо-Западная армия генерала Н. Юденича (сменил на этом посту А. Родзянко 2 октября. —
«В авангарде наступавших частей находились танки и Танковый ударный батальон. Для защиты временного, деревянного, моста (другие мосты, включая стальной железнодорожный, были взорваны во время августовских боев), красные сосредоточили значительные силы пехоты при поддержке артиллерии, броневых автомобилей и бронепоездов…
Сам мост со стороны красных был прикрыт кольцевым окопом, пулеметы которого держали верхнюю обшивку моста под перекрестным огнем.
Несмотря на это, один из чинов Танкового ударного батальона, кадет Морского корпуса Георгий Меркулов, бесстрашно бросился на мост, увлекая за собой людей своего взвода, непосредственно за ними, в рассыпную, бросился и весь Танковый ударный батальон во главе с капитаном 1-го ранга Шишко. Красные бежали, мост был захвачен, и немедленно употреблен для переправы через реку и захвата Ямбурга частями 2-й стрелковой дивизии…
Из-за своей легкой постройки захваченный мост не мог быть использован для переправы 30-тонных танков, которые после розыска подходящего брода через реку Лугу около недели спустя, смогли присоединиться к наступающим частям, в районе Гатчина — Царское Село».
Как видно из приведенного отрывка, главную роль в захвате моста сыграли не танки, а пехотинцы Танкового ударного батальона.
Кстати, подтверждением этому служат и воспоминания Н. Редена, пулеметчика танка «Капитан Кроми»:
«Танковый батальон был предназначен для участия во фронтальном наступлении на окопы красных перед Ямбургом. Сразу же после наступления темноты мы разгрузили танки примерно в миле от расположения своих войск и придвинулись ближе. Двигатели оглушающе грохотали, и с этим поделать ничего было невозможно, но по каким-то необъяснимым причинам артиллерия красных молчала. Мы напряженно работали, таская из цистерн поезда бензин и жидкую смазку, проверяя каждый сегмент гусеничной тяги и пулеметы. Когда все было закончено, нам разрешили передохнуть…
Проснулся я, когда еще было темно. Со дна кабины тянуло холодом. Ноги и руки затекли и ныли от лежания в неудобном положении. Я дрожал от холода и возбуждения. Британец передал мне консервную банку с горячим дымящимся кофе, отдающим смазочным маслом, но не успел я ее опустошить, как заревели моторы, и экипажам было приказано занять свои места внутри танков.
Как только наш танк пересек линию окопов, занимаемых нашей пехотой, и двинулся дальше, бронированную дверцу плотно закрыли. Мы, восьмеро танкистов, оказались в изоляции от внешнего мира.
Сидя впереди, рядом с капитаном, я не мог понять, идет ли за нами пехота. Я напряженно вглядывался сквозь ряд отверстий. Впереди расстилалось широкое, ровное поле, а за ним лес высоких деревьев. Присутствия противника не наблюдалось, но я знал, что красные впереди и ведут по нам огонь. Через каждые несколько секунд на нашем пути вздымались фонтаны черной земли.
Артиллерия красных вела заградительный огонь, но внутри танка мы ничего не слышали, кроме шума моторов. Когда же достигли середины поля, пулеметы красных сосредоточили огонь на нас. Прошло несколько минут, прежде чем я понял, что глухое безобидное постукивание производят пули, отскакивающие от бронированной плиты впереди меня. Удары стали о сталь выбивали частички краски и металла во внутренней стенке танка, оставляя порезы на моих руках и щеках. Я взглянул на капитана: его напряженное, застывшее лицо кровоточило в нескольких местах.