Танкист-3 (СИ)

«Аптечки» закончились уже после четвертой атаки. Щеголяя ранением бедра и плеча, свой последний заряд Виктор израсходовал на пулеметчика Ханя. Того самого, которого не стал приводить в порядок с помощью артефакта, и потребовал, чтобы ему сделали анестезию применив медицинское Умение. Контузия его таки доконала. Парень стрелял из пулемета и после того, как закончилось действие обезболивания. Выл от боли, лил слезы и рыдал, но не прекращал стрелять. А когда атака наконец была отбита, сполз на дно окопа и потерял сознание. Возможно и впал в кому. Уж больно у него реакция на исцеление была бурной.

Потом была ночная атака, которую они отбили с большим трудом. На рассвете, самураи опять попытались их сбить. К этому моменту в распоряжении Виктора оставалось только одно отделение. БРДМ разбит, прямым попаданием стопятидесятимиллиметрового снаряда в моторное отделение. Экипаж оказался в госпитале. Виктор в тот момент был снаружи. Все три МБТ были не просто подбиты, а сожжены. Мех-воды оказались в госпитале, как и десяток тяжелораненых бойцов. Остальные погибли, и поднять их уже было нечем.

Перед второй утренней атакой с тыла донесся рев реактивной артиллерии. А после короткой, но массированной артподготовки в наступление пошел танковый батальон, при поддержке мотопехоты. Виктор наблюдал это уже находясь на носилках. Третье, ранение выбило-таки его из строя. И похоже окончательно. Ну не получалось у него сидеть под защитой брони, тогда как его бойцы бились снаружи. Глупость конечно, но вот так он привык, еще с Шанхайских боев.

Его принесли в госпиталь Красного Креста, где он и находился уже вторые сутки. Нестеров понимал, что шансов выжить у него нет, что итог будет предсказуемым, а конец мучительным. Но отправляться на перерождение не спешил. Несмотря ни на что, он продолжал держаться за жизнь, и Татьяна его в этом поддерживала, навещая так, часто, как позволяла работа.

Может крестьянка и ненавидела Виктора, но утку выносила регулярно, как и обтирала болезного, кормила и поила. В смысле еда у него тоже питье, потому как кроме бульонов ему ничего нельзя. Вот и сейчас присела рядом, и вооружившись кружкой, помогла напиться.

– Ну и где тут наш герой, – послышался знакомый голос.

Превозмогая боль, Виктор повернул голову ко входу в палатку. Так и есть, Григорьев собственной персоной. Причем не один, а в сопровождении адъютанта, с пухлой полевой сумкой через плечо.

– Что-то ты мне не нравишься, – покачав головой, хмыкнул полковник, и кивнул унтеру.

Тот обошел начальство, и приблизившись извлек из сумки «Аптечку». Ох как же оказывается Виктору было хреново, если сразу стало так хорошо! Только что, он пускал сопли, и дышал через раз, а тут вдруг такое наслаждение, на смену которому пришло ничуть не меньшее. Потому что ничего не болело.

– Остальных то же, – поведя рукой по складным койкам, на которых лежали бойцы Виктора, приказал Григорьев. – Витя, пойдем пройдемся, – кивнул он на выход.

– Разрешите, я хотя бы оденусь, – попросил Нестеров, будучи абсолютно голым.

– А. Ну да. Давай живее. Времени у меня нет.

– Есть.

Одежда нашлась довольно быстро. Все та же крестьянка, вышла из палатки, и через минуту вернулась с его вещами. Все выстирано, заштопано и выглажено. К слову, прорехи в форме имелись не только от осколков. Когда ползаешь на брюхе под обстрелом, и прячешься от вражеского огня, последнее о чем думаешь, так это о сохранности обмундирования.

Григорьев поджидал его у своего автомобиля, стоявшего в сторонке от палаток. Как только он подошел, отправил водителя прогуляться, что сразу же насторожило Нестерова.

– Ты прости, Витя, что я так задержался. Мне сообщили, что ты ранен и в госпитале Красного Креста. Думал все под контролем. А там иные заботы навалились.

– Не в чем вам виниться, Александр Трифонович. Не дело, вам лично думать о каждом взводном.

– О своих нужно помнить всегда. Но и ты хорош. Додумался последний заряд не для себя приберечь, а использовать на солдата.

– Он ушел бы с концами. А у меня еще два возрождения есть.

– Ты жизнями так легко не разбрасывайся. Это у тебя юношеский максимализм еще не выветрился. С годами поймешь, какую чушь только что говорил.

– Может вы и правы. Только он с тяжелой контузией был. Ему в госпиталь, в тишину и покой, я же его опять на передовую. А тут вижу загибается. Не от пули или осколка, а от той самой контузии. Хотя еще недавно со слезами и матюгами садил по самураям из пулемета. И эта смерть была бы на моей совести.

– Ишь, совестливый какой. Ты смотри, Витя, если и дальше все будешь пропускать через сердце, то надолго тебя не хватит.

– Да понимаю я это. И не все так близко принимаю. Вон, крестьянка, – кивнул он в сторону своей сиделки. – Я ее мужа излечить отказался, а она за мной ухаживала. Только тут я спокоен, потому что мне нужен был каждый боец. Но с Ханем, оно как-то не срасталось.

– Ладно. Разберешься еще со своими тараканами.

– Я так понимаю, что вы про меня вспомнили потому что нужда возникла? – решил сменить тему Нестеров.