Танкист из штрафбата

Саня плюхнулся на сиденье механика-водителя, чувствуя волнение и легкую дрожь, в просторечии мандраж, справиться с которыми можно только в полном единении с боевой машиной. Настал момент, о котором он грезил и мечтал в последние месяцы. Этот огромный сложнейший механизм для уничтожения врага и всего движущегося на поле боя молча ждал, как и экипаж, занявший во главе с Родиным свои места.

«Ну, посмотрим, что ты из себя представляешь…»

Азарт вытеснит страх, когда все тело, руки и ноги сливаются с боевой машиной.

– Заводи! – подал команду Родин.

Деревянко мысленно перекрестился (видел, как это делала у суровых образов погибшая под гусеницами бабушка Пелагея), вспомнил почему-то с острой жалостью сгоревшую в пожарище ладанку с Николаем Чудотворцем, бабушкой же подаренную, выдохнул, поправил танкошлем и, не торопясь, стал по инструкции пробуждать танк.

Сначала по надписям на моторной перегородке открыл топливный распределительный кран, затем воздушный кран на группу баков. Проверил, выключен ли мотор поворота башни, не дай бог, забудешь. Включил «массу» (пару раз забывал это сделать в учебке). Ручным насосом качнул давление в топливных баках, открыл кран для выпуска воздуха из топливной системы и держал его, пока не потекла струйка топлива без пузырьков воздуха, потом закрыл кран. Все как у человека: с жилами, артериями и венами кровеносной системы. Ручным насосом добавил нужное давление в масляной магистрали. Проверил рычаг кулисы, стоит ли на «нейтралке».

Все до автоматизма: рукоятка ручной подачи топлива – и кнопка стартера дает обороты валу двигателя.

Саня слегка нажал педаль привода топливного насоса – и вот дизельное сердце танка оживает, стучит непередаваемым железным грохотом поршней.

А чтоб это сердце дышало и работало без аритмии, механик-водитель через распределительный кран запустил в топливные баки атмосферу.

Деревянко и сам порывисто глотнул воздуха. Ведь в «тридцатьчетверке» он сидел впервые в жизни (в учебке ездили на «валентайне»), и теперь, черт возьми, должно получиться!

Родин переключился на внутреннюю связь:

– Вперед!

Но треск стоит такой, что Деревянко может и не услышать. Поэтому командир привычно бьет механика-водителя, который сидит прямо под ним, сапогом по голове – вот это ощутимый сигнал: «Вперед!»

Санька резко выключил главный фрикцион, выждал две-три секунды, врубил вторую передачу, потом плавно включил главный фрикцион и тут же добавил обороты двигателя. Машина, лязгая гусеницами, послушно тронулась с места. «Пошла, родимая!» Ждать на войне некогда, тут же разгон и переключение на следующую передачу.

Деревянко захлестнула безудержная радость! «Тридцатьчетверка» грозной массой месила простирающееся под ней поле, ломала чахлые кустарники. Еще одна передача – и на оперативный простор. «Валентайн» или «шерман» и в подметки ей не годятся!

А реальный враг, может, в нескольких километрах отсюда уже готовит танковую атаку, с пехотой в мышиных мундирах, нет, уже в шинелях…

Деревянко видел фрицев только в кинохронике – пленных, с испуганным видом. Подумав о врагах, Саня с досадой вспомнил, что надо двигаться, через каждые 50 метров меняя направление, зигзагами. Да и командир что-то прохрипел в ТПУ, не разберешь в грохоте и лязге, и еще дважды увесисто стукнул по голове сапогом.

Саня, по-своему поняв команду, пошел чертить по полю ломаную линию, ныряя в воронки, зная, что дважды снаряд в них не попадает.

Но тут вдруг получил по голове такой силы удар от командира, что если бы не танкошлем, на его бритом черепе навсегда остался бы отпечаток каблука.

Саня понял, что надо остановиться, уже без ТПУ услышал жуткий крик:

– Стой!

Причем орали все: командир, Киря и Руслик.

– Глуши! – приказал Родин. – Вылазь!

Деревянко, ни черта не понимая, что случилось, вылез на броню. Еще минуты три назад он втайне ожидал, что по итогам вождения получит если не благодарность, то хотя бы поощрительное командирское похлопывание по плечу. А тут…

Выбрались на броню и Сидорский с Баграевым. В их удрученном молчании было что-то зловеще-странное.

– Ребята, товарищи, что случилось? – Саня обводил экипаж растерянным взглядом.

После паузы Родин пояснил:

– Деревянко, ты – идиот! Идиот, который заехал на минное поле.

– К-какое… минное поле? – упавшим голосом спросил Саня.

– Под нами… Ты не видел таблички с надписями «мины»? – продолжал убивать вопросами Иван.

– Нет… – с ужасом ответил Саня. (Вот так вырвался на оперативный простор!)

– А теперь скажи, голуба, почему ты не поехал направо вдоль позиций, как я тебе сразу скомандовал, а попер прямо? – уже без злости спросил Родин, понимая, что выпутываться из этой гиблой ситуации придется ему, как командиру.

А ведь комбат на карте с ориентирами четко показал всем командирам участок, где немец засеял поле минами – противопехотными и противотанковыми. И теперь по вине этого придурка…

– Не знаю, – убито ответил Саня. – Можете меня расстрелять… Я честное слово не видел этих табличек. Если бы видел, разве бы поехал?