Танкист на «иномарке». Победили Германию, разбили Японию

Жизнь и на колесах била ключом: штаб батальона и командиры рот формировали экипажи; по вечерам в вагонах-теплушках гремела музыка, звенели песни на языках разных народов Союза, а на промежуточных остановках, где скапливалось несколько воинских составов, соседи-фронтовики демонстрировали друг перед другом свое мастерство в пении, плясках. И пехотинцы, и артиллеристы, и танкисты – никто не желал ударить лицом в грязь. Нередко привокзальная площадь, перрон становились местами массовых концертов, безбрежного веселья.

На Транссибирской магистрали не раз приходилось останавливаться и рубить лес на дрова, поскольку у паровоза кончалось топливо. Лес благо близко подступал к путям, наполнялся веселым гомоном, шутками-прибаутками, стуком топоров, визгом пил, треском сваленных деревьев. Через минут сорок тендер паровоза загружался доверху полуметровыми чурбаками. Теперь наш «Дзержинец» мог двигаться дальше, дымя своей трубой.

Очередная остановка на большой станции Зима. Рядом с вагонами и платформами нашей 46-й бригады стояли «теплушки» какой-то стрелковой дивизии. Из случайного разговора бойцов-соседей выяснилось, что среди личного состава «царицы полей» находится мой отец. Состоялась радостная встреча, закончившаяся обменом – за рядового-портного Федора Лозу пришлось отдать сапожника гвардии сержанта Ивана Савина. Итак, с этого памятного дня, 25 июня, в бригаде стали служить отец и сын – рядовой и гвардии капитан.

Сколько же воды утекло, какие события произошли за три года после нашей последней встречи в сорок втором году, когда я был курсантом 1-го Саратовского танкового училища. Воспоминания, рассказы друг другу о прожитой за это время жизни. Мой заместитель Павел Абрамов дал и мне краткосрочный «отпуск» по случаю встречи с отцом, занимаясь делами батальона.

Остались позади Иркутск и Улан-Удэ. Прибыли в Читу. Куда дальше? Здесь крупная развилка железных дорог. Непродолжительная стоянка – для приема пищи. Команда: «По вагонам!» Эшелон уходит на юго-восток, движется к Агинскому и далее на Борзю. С этой забайкальской узловой станции состав берет «курс» на Соловьевск – к советско-монгольской границе.

Конец июня, последняя остановка в городе Чойбалсан. Около 9 тысяч километров «пробежал» эшелон с гвардейцами-«эмчистами». Разгружаемся и идем маршем на северо-восток. Бригада сосредоточивается в 15 километрах от места разгрузки – это ее конечный пункт назначения. Здравствуй, степь монгольская, степь бескрайняя! Много о тебе слыхали, да, как оказалось, мало о твоем «характере» знали.

Отпуска отменить

Несколько слов об отпусках. С началом войны приказом народного комиссара обороны командиры всех рангов были отозваны из отпусков. На время боевых действий последние отменялись. Этот запрет оказался наложенным на долгие 1418 дней и ночей жесточайшей битвы двадцатого столетия. Есть такая русская пословица: «Закон что телеграфный столб – перелезть нельзя, а обойти можно». За войну раненые командиры и бойцы ухитрялись хоть на несколько деньков заскакивать домой. Обнять мать, отца, если он не был на фронте, младших братьев, сестер, жену, детишек. А молодому и неженатому – любимую девушку.

Сказанное удавалось в двух случаях: если родной кров находился на небольшом расстоянии и территория «малой Родины» не была временно оккупирована фашистами.

Такую возможность, несколько нелегально, получали те раненые, которые находились на излечении во фронтовых и тыловых госпиталях. В предписаниях срок явки рядовых, сержантов и старшин на сборные пункты, а офицеров – в запасные полки назначался через пять-шесть дней после выписки из лечебного учреждения.

Такой желанный «маленький отпуск» имел и я. После выздоровления в госпитале города Шуи в декабре сорок третьего года заскочил в гости к знакомым под Дзержинском Горьковской области. В то время пассажирские поезда ходили нерегулярно. Билетов на них достать было почти невозможно. Пришлось забраться в плацкартный вагон, залезть на верхнюю полку и так «зайцем» доехать до Горького, откуда таким же способом поехал под Вязьму – в запасный полк.

В отдельных случаях после особо тяжелых ранений по решению медицинской комиссии фронтовику предоставлялось две-три недели на выздоровление в домашних условиях.