Танкист-штрафник. Вся трилогия одним томом

Башенный стрелок, Костя Осокин, лишь недавно закончил курсы и в бою еще не был. Мне он сразу понравился. Светловолосый, с открытым простодушным лицом. В общем, наш, русак. Он, не скрывая, завидовал тем, кто попал на «тридцатьчетверки». Эти танки были в зените своей славы. Бригады «тридцатьчетверок» гнали немцев в декабрьском наступлении от Москвы. А слухи о массовых потерях легких Т-26 и БТ уже давно ходили среди танкистов.

Я рассказал Косте, что «бэтэшка» — хорошая, маневренная машина, не уступающая немецким. Сдуру можно и лоб прошибить, а если вести бой грамотно, на скоростях (я повторял слова Князькова), метко бить с коротких остановок, то немецкие танки и пушки не так и страшны. Механик-водитель Грошев (имени не запомнил), маленький, жилистый, но не в меру ехидный, тут же поинтересовался, сколько танков осталось от нашего батальона. Отвечать, что ни одного, мне не хотелось. Врать — тоже. Я уклончиво ответил, что потери мы несли большие, но и немцам доставалось.

— И где он сейчас, твой батальон? — не отставал Грошев.

Я с трудом сдержался, чтобы не послать его матом, куда подальше. Мне было обидно за погибших ребят, о которых допытывается желчный, видать себе на уме, механик-водитель. Вместо этого я резко спросил:

— Вы сами воевали, товарищ младший сержант?

— Было дело…

— Где именно? — теперь уже не отставал я.

Я имел право как командир знать о прохождении службы своими подчиненными. Оказалось, что Грошев в боевых действиях участия не принимал. Какое-то время простоял во втором эшелоне, попал под бомбежку. Вот и весь опыт. Зато гонора хватало. Все же механик-водитель, второе лицо в экипаже.

— Знаешь что, если хочешь выжить, — просто сказал я ему, — не надо хитрить, что-то из себя строить. Мы — один коллектив. Ты по возрасту старше нас. Держаться на до дружно. И приказы мои выполняй как положено. Я в командиры не рвался — начальство поставило, потому что какой-никакой опыт имею. И наступал, и отступал, и по фрицам настрелялся достаточно.

Отродясь таких длинных речей не говорил, но отношения надо было строить сразу. Подействовало. Разговор пошел проще. Поговорили об октябрьских боях под Брянском, затем меня вызвал командир взвода, младший лейтенант Голик. Посидели вместе с двумя другими командирами танков. Боевой опыт имел только один из них. Никита Голик, мой ровесник, окончил Челябинское танковое училище и на передовой находился всего ничего. Выпили спирта, закусив его хлебом с сушеной рыбой. Немного поделились друг с другом, кто, откуда, чем занимались до войны, и разошлись по экипажам.

С неделю простояли на окраине довольно большого села. Запомнились ежедневные политзанятия. В те дни шло активное наступление под Москвой, и наши политруки охрипли от бесконечных речей перед бойцами и даже местным населением. Мы тоже обсуждали наше наступление, но ни мне, ни Войтику слово «разгром» не понравилось. Дали, дают немцам по зубам! Впервые за всю войну в Европе. Но о разгроме говорить рано, когда за спиной у фрицев такая огромная оккупированная территория. Однако радовались все. Разгром не разгром, а удары по фашистам поднимали боевой дух. Были и такие, кто считал, что теперь мы двинем к границам без остановок. Но большинство положение воспринимали трезво. Разгром под Москвой — это еще не победа.

Наша передышка длилась недолго. Вспоминается случай во время нашего короткого отдыха. Мы с одним из командиров танков познакомились с местными девчатами. Они пригласили нас на вечеринку, сказав, чтобы мы захватили для компании третьего «командира». Так и выразились — командира, имея в виду лейтенанта. Мы ведь сержанты были, средние командиры. Я хотел захватить Ивана Войтика, но водителям категорически запрещалось отлучаться от танков. Да и мы вырвались, потому что Князьков помог. А я в благодарность пригласил Князькова третьим в компанию. Хоть и командир роты, но мы с ним столько прошли, что без посторонних на «ты» разговаривали. Друзьями стали. Князьков согласился и даже взял организацию в свои руки. Мы собирались идти с коробкой зефира и двумя бутылками портвейна, купленными в военторге.

— Это — несерьезно! — заявил Князьков. — Вы на что рассчитываете с такими дешевыми подарками?

Рассчитывал я на многое. Но Князьков был прав. Бедненькие у нас были подарки. Подумают девчата, что мы жадничаем.

— На большее денег не хватает, — оправдывался я. — Не сахар же с собой тащить?

— Хоть и сахар. Сколько лет девкам?

— Лет по девятнадцать-двадцать.

— Ясно.

Что ясно, я не понял, но с помощью Князькова пришли мы в гости с вещмешком, в котором, кроме нашего вина-зефира, лежали две фляжки водки, тушенка, сахар, пара колец копченой колбасы и даже хлеб. Девушек было трое. Я сразу положил глаз на Женю, белокурую, красивую телефонистку с узла связи. Считал, что имею на это право. Ведь это я знакомился с ними. Женя была самая бойкая. Ахнула, когда, развязав мешок, я выложил на стол такие деликатесы.

— Вот это женихи! — и чмокнула меня в щеку. Вечеринка как вечеринка. Пили кто водку, кто вино.