Танкист

Парни из экипажа уже бежали к своему командиру. Из них никого не задело — самоходка от осколков прикрыла. А у Павла уже брючина комбинезона кровью набухла.

Его перевязали индивидуальным перевязочным пакетом прямо поверх комбинезона, подняли на руки и заторопились в полевой медпункт.

Врач разрезал штанину с бинтом и коротко бросил:

— В госпиталь надо, оперировать. Осколок глубоко вошёл, ранение слепое.

Вот обидно! Бой прошёл без потерь в батарее, а единственной шальной миной ранило.

Павел просился, чтобы его оставили на медпункте, не хотел полк покидать, но врач был непреклонен.

— А если гангрена начнётся? У тебя ранение в бедро, ногу по самые… отрежут.

Пашка испугался: не хотелось ногу терять, инвалидом становиться. Видел он уже безногих, раскатывающих на самодельных деревянных колясках, у которых вместо колёс подшипники стояли. Когда едет, за квартал слышно.

Пашку отвезли в госпиталь грузовиком. Там его осмотрели, прооперировали под местной анестезией — всё равно было больно. Он только зубами скрипел, но молчал. А после в палату отвезли на каталке, хотя Пашка порывался встать и дойти сам.

Он лёг на белые простыни, на каких не лежал уже с год, укрылся одеялом и провалился в сон.

А дальше — перевязки каждый день и трёп с ранбольными, как называл их персонал. И обязательно каждый день в двенадцать часов все ходячие собирались у репродуктора — послушать сводки Совинформбюро. Интересно было узнать о положении на фронтах. Их Первый Белорусский фронт упоминался в сводках почти ежедневно. И как не упоминать, когда с октября 1944 года фронтом командовал сам Георгий Константинович Жуков, прославленный полководец.

О Втором фронте много говорили, потому как реальных успехов у союзников не видели. Да, машины, танки и самолёты в Красную армию союзники, конечно, поставляли. Неуклюжие «Валентайны» и «Генерал Шерман» Павел сам видел, а консервированную колбасу или яичницу из американского яичного порошка ел не раз. Но солдаты ждали, что союзники будут громить немцев всерьёз, и им, тяжко и без передыхов воевавшим уже три года, будет хоть какое-то облегчение. Однако союзники больше топтались на месте, а то и терпели поражение, как в Арденнах, предпочитая больше бомбить немецкие заводы и города. Ни американцы, ни англичане не хотели терять людей, иначе что тогда скажут английские и американские избиратели перед выборами? Нам надо было выстоять, а американцы делали политику и набивали на войне карманы. Америка вышла из войны в 1945 году единственной, кому все остальные страны коалиции были должны за поставки по ленд-лизу.

В госпитале Павел лежал уже не в первый раз. Первое время он отсыпался — всё-таки хорошо не подниматься по тревоге. В госпитале тепло, бельё чистое, кормят вовремя. А на фронте иногда бывало по три дня ничего не ели. Кухня то от наступающих войск отстанет, то под бомбёжку попадёт. И потому употребляли в пищу что придётся, зачастую перебиваясь трофеями, которые находили у немцев в блиндажах.

В госпитале Пашку беспокоило одно — он хотел после выписки в свой полк попасть. А с этим были проблемы.

У немцев возвращение после госпиталя или отпуска — даже после болезни — было чётко отлажено. Военнослужащий всегда возвращался в свою часть, свою батарею, свою роту, свой экипаж, поскольку боевую слаженность в расчёте или экипаже немцы ценили. Ведь члены того же танкового экипажа иногда понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда.

В Красной армии порядки были другие. После госпиталя можно было не то что в другой полк или другую часть — даже в другой род войск попасть.

— Самоходчик? Ага, с пушкой знаком. У нас наряд, в артиллерию служить пойдёшь.

Понаслушался Павел в госпитале рассказов раненых о том, кем им только ни приходилось воевать. И в пехоте, и миномётчиком, и ездовым в артиллерийской батарее. Только лётчики служили в ВВС, и то в свою часть, эскадрилью возвращались редко. После госпиталя — в запасной авиаполк, а там уж как повезёт.

Пашка по мере выздоровления даже подумывал сбежать из госпиталя и вернуться в свой полк. Только кто ему скажет, где сейчас его полк? А НКВД и СМЕРШ не дремлют, сцапают без документов, и живо в штрафбат угодишь.

Побоялся Пашка, дождался выписки. Одели его в госпитале в видавшее виды, но чистое пехотное обмундирование: гимнастёрка, галифе, ватник, ушанка и сапоги кирзовые — на два размера больше. Если помнить, что впереди зима — так это и неплохо, можно две пары портянок на ноги для тепла намотать.

Вот только определили Павла в запасной полк в пехоту. Вернее — с ним никто не разговаривал, просто зачитали фамилии по списку.

— Выходи строиться!

Названные бойцы построились в шеренгу. «Покупатель», как называли в запасном полку представителя фронтовых частей, повёл группу на вокзал. И уже на перроне Пашке повезло. Среди многих военных, однообразия армейской одежды мелькнуло знакомое лицо. Комбат!

Пашка рванулся к нему.

— Товарищ капитан!

Комбат удивлённо обернулся — кто может окликнуть его в чужом городе? Или обознались? Но Павла сразу узнал.

— Сазонов? Живой! Ты как здесь оказался?