– Товарищ капитан, вы с наградами не затягивайте. Вот там, в комнате, можете снять гимнастерку и прикрепить полученные вами награды. Но прежде не хотите нам сказать пару слов?
Хочешь не хочешь, а надо. Тем более практически каждый награжденный что-то говорил, значит, надо и мне.
– Честно говоря, я даже и предположить не могла, что партия и правительство так высоко оценят мой скромный вклад в нашу общую будущую победу, а что мы победим, у меня нет ни малейших сомнений. Я благодарю вас, товарищ Сталин, и наше правительство за столь высокие награды и обещаю, что приложу все усилия для скорейшей победы над противником и постараюсь, чтобы его пребывание на нашей территории превратилось в сущий ад, а те, кто уцелеет и сбежит назад, не могли потом без содрогания вспоминать то время, когда они топтали нашу землю. Еще раз всем спасибо.
Я собрался уже идти, когда внезапно мой взгляд приковало
Наконец я пришел в себя и пошел от места награждения прямо к отцу. Когда я подошел к нему, он только молча крепко меня обнял. Для всех окружающих стало сразу понятно, это тело явно пошло не в мать, а в отца, и любому сразу было ясно, что мы родственники. У меня просто не было слов. Все это было совершенно неожиданно, но судя по всему, и для подполковника Нечаева это тоже было сюрпризом, так как он даже пропустил свой вызов на награждение.
Сталин с Калининым все видели и понимали. Отца толкнули, кивая в сторону трибуны – дескать, тебя вызвали, – и он вышел из толпы. Калинин зачитал, за что его награждают, и вручил ему орден Ленина, что тоже было очень высокой наградой сейчас. Отец вернулся ко мне, и мы с нетерпением ждали окончания награждения, так как уйти сейчас было нельзя: это как выказать ко всем свое неуважение, и плевать, что встретились отец и дочь.
Даже не знаю, это ведь не мой родной отец, но, видимо, память тела имела свое мнение на этот счет, да и, кроме того, я в той, первой, жизни не знал, что такое родители, так как был детдомовским. Меня подкинули к дому малютки младенцем, так что я даже не знал, кто были мои родители и почему они меня бросили. Может, еще и поэтому я отреагировал так, как будто это и мой отец. Не моего нового тела, а именно мой.
Едва дождавшись окончания награждения и лишь немного побыв на последующем за этим фуршете, мы поехали в мою гостиницу. Вот когда я забирал сданное оружие, произошел интересный казус. Во-первых, отца заинтересовал мой трофейный «вальтер», хотя он сам воевал, так что, по идее, должен был их и видеть, и иметь. А во-вторых, когда мне отдавали мою финку, я чисто на автомате вытащил ее из ножен и, покрутив немного в руках, сунул не глядя назад в ножны, а затем, приподняв ногу, засунул за голенище правого сапога, причем все на автомате, как давно и привычно отработанное действие.
Была у меня прежнего одна слабость – любил ножи. Поэтому не только неплохо их кидал, но и кроме нескольких хорошо отработанных приемов комплекса ножевого боя любил крутить их в руках, так что они прямо порхали. Вот это и удивило как отца, так и остальных, кто это видел. Впрочем, их можно было понять: сделай это молодой парень – никого это особо не удивит, ну увлекается парнишка ножевым боем и холодным оружием, чего тут особенного. А вот когда то же самое делает молодая девушка, то это совсем другое, потому это и вызвало такое удивление у всех, кто это видел.
– Видал! Ты глянь, что вытворяет эта оторва! Не удивлюсь, если она самолично резала немцев, – сказал один из награжденных своему товарищу, когда увидел мой финт с ножом. Но говорил он достаточно тихо и своему то ли другу, то ли товарищу, так что и я не стал лезть в бутылку.
А в это время Сталин думал об отце и дочери Нечаевых. Теперь ему было ясно, в кого уродилась Валькирия. Подполковник Нечаев, а тогда еще майор Нечаев, командир полка, после гибели штаба дивизии принял командование остатками дивизии на себя. Не испугавшись окружения, он не только сумел вывести свою дивизию из окружения к своим вместе с остатками тяжелого вооружения, но и умудрился за счет других окруженцев и отбитых пленных довести состав дивизии до списочного, а кроме этого и разжиться брошенным другими нашими частями тяжелым вооружением. Кроме того, он продвигался, не сторожась каждого куста, а нанося немцам по мере своего движения болезненные удары.