И тут перед Боевым развернулась довольно неожиданная картина. Из леса не вышли, а, скорей, вывалились люди в черных комбинезонах и серых шинелях, с поднятыми руками. Они вязли на вспаханном поле, спотыкаясь, падали в грязь, чуть припорошенную снегом, но руки опустить остерегались.
По дороге шагал офицер с палкой, на которой болталась белая тряпка. За его спиной следовал другой, повыше ростом, в кожаном черном пальто.
Орудия молчали, автоматные очереди прекратились, потому что немцы были без оружия. Это отчетливо увидел Боев.
— Сдаются! — громко крикнул он и, прыгая через две ступеньки, пустился по крутой каменной лестнице вниз, выскочил к самому «виллису».
— Товарищ полковник!..
Полковник сидел в какой-то странной, застывшей позе, папаха его уперлась в ветровое стекло машины. Правый глаз смотрел неподвижно, а левый заплыл кровавой массой.
Иван Лукич Лебеденко был мертв.
Через площадь к машине полковника спешил старшина Горобец в распахнутом полушубке, с автоматом в руке. За ним едва поспевали два солдата в ватниках. Один из них — толстый Проценко.
Боев рванулся им навстречу.
— Полковника убили!
Старшина молча подошел к машине, встал по стойке «смирно», сняв с головы шапку. Постояв так с минуту, приказал солдатам:
— Надо пока отнести товарища полковника в помещение… Ну хоть бы в церкву эту. Потом мы его похороним здесь же, на площади.
И Боеву:
— Вам, товарищ капитан, придется пойти пленных принять. Мы их, я так полагаю, покамест вот в том курене (он показал пальцем на трехэтажное строение) расположим. Забирайте всю кухонную команду и принимайте капитуляцию честь по чести. А я — к артиллеристам. Для порядочка…
В деревне снова тихо. Над домами курятся сизые дымки. И хотя собаки по-прежнему не лают, напуганные войной, деревня сейчас такая же, как десять и сто лет назад. Будто бы стараясь оправдать красивое ее название, сомкнулись над дорогой кронами большие, белые, в ажурном инее деревья.
Из-под этой арки одна за другой тянутся к шоссе машины.
Дымясь, покачивается кухня, и на буксирующей ее машине из брезентового шатра высовывается широкоскулое красное лицо повара.
На большой скорости выскакивают два редакционных автофургона — ЗИС и «студебеккер».
Тягачи тащат пушки.
В открытых грузовиках едут девушки в шапках с опущенными ушами. На переднем в кабине — старшина Горобец.
Вчера еще такое пустынное, шоссе сегодня полно жизни. Завывая, несутся автоцистерны. Двигаются танки и самоходки — второй эшелон. Видавшие виды усталые лошаденки тащат на телегах патронные ящики и какие-то мешки. В белых новых валенках и желтых полушубках жмется к краю асфальтовой ленты долгожданная пехота. Боев вглядывается в лица молодых и немолодых солдат, отмахавших от Вислы добрых пятьсот километров. Идти им до Одера еще сто.
Рядом, за баранкой, — Проценко.
Капитан опустил запотевшее боковое стекло и за опушенными инеем деревьями в последний раз увидел высокую колокольню. Остались там навсегда полковник Лебеденко и девушка Галя.
Пленных немцев Боев сдал с рук на руки командиру перебазировавшегося в эту деревню ремонтно-восстановительного батальона инженер-майору Рузову. Тот с любопытством осматривал очень смирных теперь немецких танкистов.
— Где ты их столько насобирал?
— Сдались после боя, — ответил Боев. — А там вон, в лесочке, их танки и бронетранспортеры.
Рузов с недоверием посмотрел на капитана: «Насчет боя корреспондент, наверное, загнул». Однако велел своему заместителю посмотреть машины.
— А кормить пленных чем? — вдруг спохватился комбат.
— Утром мы их покормили. У нас кухня была. А теперь уж ты для них расстарайся. Можешь доложить по команде, что сам захватил двести этих пленных и технику.
— Ладно, корреспондент, разберемся.
…Колокольня растаяла в белоснежном мареве, и воспоминания о Химмельпфорте — о всем том, что происходило там вчера и что было сегодня, — тоже стали тускнеть, как бы стушевываться.
Нескончаемый поток машин шел на запад, набирая скорость.
Из мемуаров генерала вермахта Д. Меллентина
«Невозможно описать всего, что произошло между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года».
(
Из показаний немецкого военнопленного
«По опыту прошлых лет мы были убеждены, что русские и в этом году предпримут зимнее наступление. С этим считалось и немецкое командование. Однако начало наступления русских показало, что наше командование, во всяком случае, не представляло себе ни размаха этого наступления, ни основного направления его».
Из книги генерала вермахта Курта фон Типпельскирха
«Удар был настолько сильным, что опрокинул не только дивизии первого эшелона, но и довольно крупные подвижные резервы, подтянутые по категорическому приказу Гитлера совсем близко к фронту».
(
Из воспоминаний Маршала Советского Союза Г. К. Жукова