Танкисты. Новые интервью

Вот таким образом я попал в роту легких танков Т-70. Шестнадцать танков в роте: один командирский и по пять танков на три взвода. Десять тонн весу, пушка 45-мм. Экипаж два человека: командир танка, он же заряжающий и стреляющий, плюс механик-водитель… Конечно, после Т-34 грустно. Но чувства обреченности от такого танка не возникло. Конечно, я вполне отдавал себе отчет в силе противника, но ведь и я сам чего-то стоил. Под Сталинградом я подбил их несколько штук. И потом, у меня было одно желание – кем угодно, но опять на фронт. Начал роту готовить под себя.

Буквально за полмесяца ее укомплектовали и начали грузить на платформы. Куда везут, как водится, не знаем. И как признался нам командир корпуса, он тоже не знал. Разгрузились на двух разных станциях. Собрался корпус на станции Баскунчак в степи. Потом своим ходом двести километров, со строжайшим соблюдением маскировки, шли до Камышина. Переправились на ту сторону Волги. И вот тут ночью все поняли, что мы идем на Сталинградский фронт.

Начало ноября. Переправа шла несколько суток. Наш полк уложился в срок полностью – сорок пять танков уместились на одну баржу. И тянули ее – медленно-медленно.

Еще на рассвете, в темноте, разгрузились и сразу в деревушку. В деревушке в дома, в сараи – как будто бы и полка нет, летай, сколько тебе угодно… Целый день никто не имел права перейти от дома к дому! Не говоря уже о том, чтобы попробовать закурить. Любое передвижение было запрещено. Немцы знали, что из этого района всех выселили, и если там какое-то движение – значит, это войска. После войны, когда мы приехали учиться в академию, узнали, что немцы прохлопали такую армаду из четырнадцати тысяч штыков личного состава, двухсот двадцати танков и ста пятидесяти орудий и двух тысяч машин и прочего. На немецких картах ее не оказалось – нам показывали немецкие оперативные карты того периода. Это стало одним из решающих моментов успеха операции.

А мы готовились. Проверяли технику и продолжали готовиться. Занятия проводились под девизом: «Только наступать, только вперед». Нас информировали о боях в Сталинграде. Город горит на наших глазах день и ночь.

Никто из нас не знал, что мы пойдем на окружение Паулюса, и никто не знал, справимся ли мы на этот раз или нет. Нам вдалбливали: «Только вперед. Не ввязываться в затяжные бои после ввода в прорыв! Обходить!» Потом за эти вещи строго наказывали. У нас уже чесались руки. Как только с какой-то высотки или с какого-то опорного пункта по нам выстрелят, мы сами не свои…

Мы вошли в прорыв 20-го числа. Подвела погода – упал туман. А может быть, это нас и спасло. Авиация не летала: ни наши, ни немцы. Для корпуса из трех бригад выделили дефиле в шесть километров по фронту: справа озеро Цаца, слева Барманцак. На этом участке в обороне стояла одна из дивизий 4-й румынской армии. Фронт прорывали две наши стрелковые дивизии, мы стояли сзади. Они там все разгромили и разделали под орех. Рано утром мы заняли исходное положение для ввода в сражение, пройдя шестьдесят километров из района базирования. Подошли на место – туман, такой туман! Густой – абсолютно ничего не видно. Для нас обозначили проходы в минных полях. Накануне мы пешком прошлись к этим проходам. Как нарочно, тогда снега не было, а в день наступления повалил. Туман вкупе со снегом – все это не дало возможности авиации и артиллерии хорошенько обработать фронт обороны. Насчет авиации, может быть, и хорошо, что так получилось. У них она тогда еще была посильнее. Оборона там состояла из отдельных опорных пунктов. Румын усилили немецкими противотанкистами. Глубина обороны насчитывала порядка семь-восемь километров. Наши стрелковые дивизии успешно прорвали ее. Мы входили в прорыв в походных колоннах. Танковые корпуса других фронтов, Ватутина и Рокоссовского – им пришлось допрорывать оборону противника, разумеется, с потерей темпа и материальной части.

Когда пересекли линию обороны, из тумана кусками проявилась эпическая картина: развороченные огневые точки, землянки, наблюдательные пункты, перепаханные окопы… Танки нашего корпуса, два полка, поддерживали пехоту, к сожалению… это не положено было делать. Но это стало вынужденной мерой с личного разрешения Сталина. У Еременко не нашлось лишней бригады непосредственной поддержки пехоты. У нас забрали два полка. В результате при прорыве мы потеряли двадцать шесть танков. Поэтому среди искореженных орудий и машин противника мы узнавали подбитые и сгоревшие танки нашего корпуса.

О пленных. Впервые мы увидели настоящие, классические толпы пленных в заметно обозначенном количестве. Конечно, пока это были румыны, немцев еще попадалось мало… Когда информация о пленных пошла вверх по лестнице и поступила к Сталину, писалось, что он был удивлен и потребовал немедленно подтвердить. Семь тысяч пленных в первый день! Такого еще не было. Когда начали считать, их оказалось больше – уже четырнадцать тысяч. И это было только начало, количество пленных нарастало.