Читаем Танкисты. Новые интервью полностью

– Хорошо. Когда мы стояли на исходных позициях, то привозили прямо в термосах. У нас поваром был дядя Вася Горьковской, у него дома оставалось двенадцать детей, высокий и здоровый мужик, так он нас, танкистов, всегда накормит как родных детей. Даже автоматчики, бывало, голодали, а нам привозили паек.

– Выдавался ли сухой паек?

– Да, его выдавали как НЗ перед боем. Съедали сразу же. Думали, еще пойдешь в бой и погибнешь, зачем добру пропадать. Были случаи, что вот так поели, а кухня в наступлении отстала. Елки зеленые, жрать охота: помню, как-то остановились у населенного пункта, а поблизости как раз встала пехота. Они с нами поделились своим пайком, дали консервы. Потом притащили в каждый танк по два котелка каши. Взаимовыручка в войсках четко существовала. Наши отношения с пехотой были очень хорошими. На нас сердились одни связисты. Потому что мы как проедем на передовую, обязательно обмотаем провода на гусеницы, посмотришь – намотано на ведущий каток. Начинаешь эти провода рубить, потому что мешает двигаться вперед. Потом связисты ворчат. Что было, то было.

– Производилась ли чистка гусениц после марша?

– Нет, мы таким не занимались. Зачем их чистить? Когда ты снова поедешь, всю грязь выбьет при езде.

– Как организовывалось взаимодействие с пехотой?

– Танковый десант у нас частенько имелся. Приведу характерный пример. Однажды посадили ко мне отделение, в основном совсем молодые ребята, шинели у них были заткнуты за пояс. Пацаны одни. Командир отделения с усами, стреляный товарищ. С ручным пулеметом у них был солдат. Так эти пехотинцы, только немцы открыли стрельбу, сразу же спрыгнули, даже диск от ручного пулемета на броне оставили. Где-то в кустах попрятались. Надежды на них в бою было мало.

– Как долго артиллерия обрабатывала немецкие позиции перед вашей атакой?

– Артиллерийская подготовка была разная – когда сильная, а когда 5–10–15 минут. Во время Каршунайского прорыва артиллерия долго садила, под конец мы увидели на земле «Ванюши» или «Лука Мудищев», реактивные снаряды в деревянных ящиках. Эти снаряды летели в воздух вместе с рамами. Немцы нам в рупор часто кричали: «Не бросайтесь этажерками!» имея в виду эти «Ванюши». После залпа этих РС мы пошли в атаку. Но здесь передовая врага была обработана так, что немцы отступили, и мы большие усилия к прорыву не прикладывали. Перед Витебском артиллерийская подготовка была мощная: мы пошли вперед, потом смотрим – впереди снаряды рвутся, приостановились, наша пехота залегла, потому что примерно за месяц перед этим был случай, когда артиллерия накрыла своих. Мы должны были поддерживать атаку штрафбата. Их решили отправить на разведку боем. Какой-то штрафник подходит ко мне перед боем и говорит: «Ну, танкист, вместе выпьем?» Ответил, что я перед боем никогда не пью. Тот смеется: «Какой же ты танкист, тоже мне!» И тут ко мне второй штрафник подходит и говорит: «Ты знаешь, кто тебе предлагал выпить? Генерал-полковник!» Оказалось, он в штрафном батальоне за какие-то грехи оказался. Они ведь все в телогрейках, как ты определишь? Так вот, когда пошел штрафбат в разведку боем, то выбил немцев из первой траншеи, из второй и на третью бросился. Но эта атака не была согласована с командованием, и наша артиллерия ударила по ним. Весь батальон лег под нашими снарядами около третьей траншеи. Всех побили. Так что когда мы наступали, то видели, как кругом валяются тела штрафников. Запах стоял ужасный. Так что огневого вала опасались.

– Часто чистили масляный фильтр?

– Воздухоочиститель часто – как только встали на отдых, тут же чистили. Я с механиками-водителями постоянно воевал, приказывал его чистить на остановке. А они сопротивлялись: мол, зачем это надо, скоро в бой идти. Но я заставлял. А масляный фильтр не часто приходилось чистить.

– Наша авиация помогала во время атаки?

– Были случаи, когда мы шли в атаку и вражеские позиции штурмовики атаковали. «Эрэсы» были опасны для немцев, но особо эффективных атак самолетов я не видел.

– Как боролись с фаустниками?

– Ждали пехоту, потому что он выскочил, выстрелил и сразу же скрылся. Фаустпатрон стали больше всего применять против наших танков в 1945 году, когда мы вошли в города, до этого в 1944-м мы с ним не сталкивались. Это очень опасное оружие.

– Ваше отношение к партии, к Сталину?

Перейти на страницу:

Все книги серии Война. Я помню. Проект Артема Драбкина

Танкисты. Новые интервью
Танкисты. Новые интервью

НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка. Продолжение супербестселлера «Я дрался на Т-34», разошедшегося рекордными тиражами. НОВЫЕ воспоминания танкистов Великой Отечественной. Что в первую очередь вспоминали ветераны Вермахта, говоря об ужасах Восточного фронта? Армады советских танков. Кто вынес на своих плечах основную тяжесть войны, заплатил за Победу самую высокую цену и умирал самой страшной смертью? По признанию фронтовиков: «К танкистам особое отношение – гибли они страшно. Если танк подбивали, а подбивали их часто, это была верная смерть: одному-двум, может, еще и удавалось выбраться, остальные сгорали заживо». А сами танкисты на вопрос, почему у них не бывало «военно-полевых романов», отвечают просто и жутко: «Мы же погибали, сгорали…» Эта книга дает возможность увидеть войну глазами танковых экипажей – через прицел наводчика, приоткрытый люк механика-водителя, командирскую панораму, – как они жили на передовой и в резерве, на поле боя и в редкие минуты отдыха, как воевали, умирали и побеждали.

Артем Владимирович Драбкин

Проза / Проза о войне / Военная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее