Читаем Танкисты. Новые интервью полностью

После понял, что, когда снаряд разорвался, я стоял в танке, рост мне позволял выглянуть из люка. Осколком попало в темечко. Три осколка там и сейчас сидят на память. Водителю говорю: «Я ухожу». Бригадный пункт находился примерно в семистах метрах от деревушки. Из танка вышел, даже скорее вылетел. Впереди от артиллерийского снаряда воронка. Прыгнул в нее. Просидел минут пятнадцать или двадцать. Теперь мне надо добраться до штаба бригады, там медицинский пункт. Под руками ни бинта, ничего. Кое-как добрался до командного пункта. Там меня перевязали, посадили в машину и отправили в медсанбат. Оттуда попал в армейский госпиталь в местечке Зарау. Пробыл месяца два, пока не вылечили. Это первое ранение. Второе ранение: получил небольшой осколок под левый глаз от мины. Сидели мы в подвале в одной из немецких деревушек. Собралось две группы: расчет с батареи, которая наступала вместе с нами, и наш экипаж. Напротив окна почему-то я сел чуть в стороне. Окно было открыто. Внезапный налет. Мина разорвалась во дворе. Осколки полетели через окно, и я получил маленький осколок. Остальные уцелели.

– Как вы отдавали команду механику-водителю?

– У нас в танкошлемах имелась переговорная связь, но дело в том, что в ней в боевой обстановке, когда мотор гудит, а кругом стрельба и так далее, разобраться очень трудно. Мы договаривались так: я набрасывал на механика-водителя «узду» из веревки, которую мы между собой называли хомут. Если я дерну за правую сторону, то танк поворачивался направо до тех пор, пока держу веревку. Налево такая же ситуация. А если я держу сразу за две веревки, то надо останавливаться.

– Какова была иерархия в танковом экипаже?

– Я командир танка, за мной шел механик-водитель, после орудийный номер, заряжающий и стрелок-радист, последний по статусу. Он сидел справа от механика-водителя с ручным пулеметом. Дело в том, что если сядешь на место стрелка-радиста и смотришь в прицел, то видно совсем немного. Поэтому он стрелял, по сути дела, наугад. Для запугивания врага, а не чтобы попасть.

– Ваше отношение к своей машине?

– Я очень доволен своим Т-34. Он требует обслуживания и ухода. И если ты хорошо ухаживаешь и следишь за пушкой, после каждой стрельбы начинаешь драить орудие, чистить пулемет, то в бою он не подведет. Это очень важно. А механик-водитель проверял двигатель. Хороший механик-водитель любую неисправность с ходу замечал.

– Как вы оцениваете подготовку танкистов?

– Подготовка проходила в боевой обстановке. Учебных часов наезда, особенно у механиков-водителей, было очень мало. Чем больше человек воевал, тем больше имел практику. С другой стороны, и учеба нужна: ты не поведешь машину, если не знаешь хотя бы минимум.

– Танки всегда шли своим ходом или бывало такое, что вас подтягивали тягачи?

– Нет, только своим ходом. Когда мы шли по направлению на Львов, то были такие моменты, когда танк забирал с собой на прицеп машину с боеприпасами. В то время в корпусе служили «Студебекеры», мощные грузовики. Все равно, хотя они имели и передний, и задний приводы, весной 1944 года пошла страшная распутица, нам приказывали танками не идти по дорогам, а только по обочинам. Грузовик прицепим, проедем полкилометра, и вырывает у «Студебекера» мост. Тот тут же останавливается. Поэтому мы решили больше такой способ не применять, потому что грузовики быстро выходят из строя.

– Какие наиболее уязвимые для артогня противника были места у танка, кроме бортов?

– Трансмиссия. Если сверху на нее попадает осколок от снаряда, то сразу же глушится мотор.

– Что было самым ненадежным в Т-34?

– Мне показалось, что у Т-34 все надежное. Если и были какие-то технические неисправности, то их быстро устранял механик-водитель. Я, например, могу точно заявить, что мы никогда не останавливались в бою, чтобы что-то такое подводило.

– Гусеницы на Т-34 рвались?

– Очень редко. Однажды при обстреле попал снаряд в носовую часть, разбил ведущий каток и трак согнул. Пришлось вставать, один трак выбрасывать и натягивать все остальные. Но в запасе траки на танках всегда были.

– Какие преимущества вы могли бы выделить у Т-34?

– Маневренность и быстроходность машины. Она свободно разворачивалась, легко набирала скорость. Та же «Пантера» была более неповоротлива. Да и Рудные горы, где проходили Т-34, такие танки, как «Тигр» или «Пантера», не смогли бы овраги преодолеть.

– Кто был вашим наиболее частым противником?

– Большей частью артиллерия. И она была самым опасным. Первый выстрел всегда оставался за противотанковым орудием.

Перейти на страницу:

Все книги серии Война. Я помню. Проект Артема Драбкина

Танкисты. Новые интервью
Танкисты. Новые интервью

НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка. Продолжение супербестселлера «Я дрался на Т-34», разошедшегося рекордными тиражами. НОВЫЕ воспоминания танкистов Великой Отечественной. Что в первую очередь вспоминали ветераны Вермахта, говоря об ужасах Восточного фронта? Армады советских танков. Кто вынес на своих плечах основную тяжесть войны, заплатил за Победу самую высокую цену и умирал самой страшной смертью? По признанию фронтовиков: «К танкистам особое отношение – гибли они страшно. Если танк подбивали, а подбивали их часто, это была верная смерть: одному-двум, может, еще и удавалось выбраться, остальные сгорали заживо». А сами танкисты на вопрос, почему у них не бывало «военно-полевых романов», отвечают просто и жутко: «Мы же погибали, сгорали…» Эта книга дает возможность увидеть войну глазами танковых экипажей – через прицел наводчика, приоткрытый люк механика-водителя, командирскую панораму, – как они жили на передовой и в резерве, на поле боя и в редкие минуты отдыха, как воевали, умирали и побеждали.

Артем Владимирович Драбкин

Проза / Проза о войне / Военная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее