Танкисты(Повесть)

— Повернем обратно, в деревню, — с готовностью ответил водитель. — К тому старшине. Хозяйка сейчас, наверно, яишню жарит. Из двенадцати яиц. На сале.

— Перестань, говорю, — поморщился лейтенант. — Опять ты за свое. Поехали вперед, там разберемся.

Машина забуксовала в рыхлом, только что нападавшем снегу, но быстро вышла на твердый ледяной накат и, покачиваясь на колдобинах, стала набирать скорость. Поляна окончилась. Дорогу снова обступил лес, еловые лапы стучали и царапали кузов, неприятно хлопали по железу кабины.

Боев закурил, чтобы отогнать вдруг нахлынувшее на него колючее чувство страха. Прохоров тоже сбросил с лица обычную свою ухмылку, он сосредоточенно смотрел вперед через полукруг, расчищенный на стекле «дворником».

Машина вдруг резко затормозила в тот самый миг, когда кончился лес и среди белого поля показалась островерхая церковь и первые домики села. Боев не сразу понял, что именно случилось, но ощутил: произошло нечто страшное, исчезло куда-то лобовое стекло, и «дворник» продолжает свое мерное движение в пустоте. Лейтенант не слышал выстрела, не слышал звона разбившегося стекла, только увидел — это напомнило ему в тот миг показ на экране замедленной киносъемки, — как сидевший рядом водитель свалился через оторванную дверцу. Боев закричал: «Прохоров!» — но голоса своего не услышал. Потрогал ладонью лицо — все цело. «Я оглох», — подумал он и в тот же миг увидел прямо перед собой орудийный ствол с набалдашником.

Танк бесшумно двигался на машину, и ствол с набалдашником качался вверх-вниз, вверх-вниз. Потом дульный тормоз пушки с треском прорвал брезент кузова. Машину сильно ударило снизу, она скособочилась и поползла в кювет. Из прорехи кузова на чистый снег мягко шлепались аккуратные холщовые мешочки, перевязанные красными и синими лентами.

4

Мехкорпус ушел вперед, перерезая рокадные дороги и сбивая заслоны. Он двигался по узкому коридору, стрелковые дивизии вели бой на флангах.

25-я танковая бригада на рассвете седьмого дня наступления вплотную приблизилась к станции Боковка. Командир бригады полковник Семен Куценко выбрался из головного танка — в белом полушубке, высокий, грузный. Постучал палкой по броне другой машины.

— Вылезай, тезка, приехали!

Из башни показался подполковник в шинели, в желтых ремнях. Поправил очки, спросил:

— Боковка?

— Она самая.

— Надо сообщить Шубникову.

— Рано. Видишь водокачку? Там, я полагаю, немцы. Возьмем — сообщим.

Для подполковника Семена Козловского, заместителя командира бригады по политчасти, эта неделя была совсем необычная. Пришлось почти непрерывно целых семь дней пробыть в холодном танке. И сейчас неприятно ломило спину — давал себя знать радикулит, даже в меховых перчатках деревенели руки.

Был Козловский человеком сугубо штатским — преподавал политэкономию в Московском университете. Но еще перед войной при аттестации политсостава запаса ему, как старому члену партии, дали довольно высокое звание и, когда призвали в кадры, назначили заместителем командира танковой бригады по политчасти.

Козловский плохо представлял себе, что такое танк в бою, а здесь сразу пришлось садиться в него и идти с бригадой в прорыв. В самом начале прорыва первый его танк сгорел. Козловский выскочил на снег из охваченной огнем стальной коробки через нижний люк; забыв о радикулите, по-пластунски полз вместе с механиком-водителем в придорожную канаву.

Старый танкист Куценко — он в свои тридцать четыре года успел побывать и на Халхин-Голе, и под Выборгом, и в окружении под Киевом, и, наконец, прошлой зимой под Можайском — на следующее утро пришел к Козловскому в штабную машину, где тот спал, и, впервые обращаясь на «ты», спросил:

— Ну, профессор, теперь знаешь, что за штука танк?

— Теперь знаю…

Сейчас они стояли у другого танка рядом, два Семена — военный и штатский; большой, грузный, но в ладно сидящем полушубке и маленький, очкастый, в горбатившейся на спине «тыловой» шинели.

— А может быть, водокачка уже наша? Соседи подошли? — осторожно спросил Козловский.

Куценко пожал плечами:

— Может, и наша.

Он приказал дать три ракеты.

Сумрачное утреннее небо прочертили три желтые полосы.

Станция молчала.

Куценко приказал ординарцу позвать командира роты старшего лейтенанта Мальцева. Минут через пять из темноты к комбригу подбежал совсем еще молодой командир.

— Вот что, Мальцев, — сказал Куценко, — двигайся к станции. Вон к той водокачке. Не стреляй, пока не убедишься, что там не свои. Понял?

— Так точно!

— Ступай.

В бинокль хорошо было видно, как танки Мальцева, взрывая снег, покачивая стволами пушек, выходили из лесочка.

Первый танк выдвинулся из-за кирпичного сарая и встал прямо перед железнодорожным переездом.

— Ну что стоит? Что стоит? — заворчал Куценко. — Зачем из-за амбара вылез?

Выстрел прозвучал глухо. Куценко и Козловский увидели, как дрогнул головной танк и почти сразу окутался черным дымом.

— Немцы, — сокрушенно сказал Куценко. И, обращаясь к подошедшему начальнику штаба майору Щербине, добавил: — Организуйте удар по району водокачки. Помогите Мальцеву.