14 января 45-го началось наступление на Восточную Пруссию. Артподготовка была сильная. Туман, авиации не было, шли без всякого авиационного прикрытия. Метров 80 видимость, не больше – просто в темноту идешь. Редко-редко где пехота появится. Проскочили немного, слышим – стрельба. Счетверенные немецкие зенитки 20-миллиметровые, «эрликоны». Мы их «собаками» называли. Слышим – где-то за спиной, рядом. Повернули немного, видим – там полукапонир, в нем установки, амбразуры в нашу сторону. При случае их выкатывали и стреляли по воздуху. Ну, мы их подавили сразу. Мы поддерживали тогда штрафбат. Такие отчаянные ребята. Выползаем – лежит наша пехота. Мы спрашиваем: «Немцы далеко?» А они отвечают: «Да их и нету здесь». Мы поехали вперед, а они поднимаются и за нами следом. Метров 300 прошли мы, наверное, смотрим – в прицел-то хорошо видно – окопы, пулеметы немецкие «МГ-34» на треногах стоят, их от нашего «дегтяря» отличить легко, и каски. Мы притормозили – немцы! Ну, назад. Тогда уже «фаусты» были. Сожгут же к черту. Стали мы отходить, а штрафники смеются. Им все равно. И вышли мы аккурат на минное поле. К счастью, противопехотное. А грохотало-то под гусеницами – страх просто. Не знаешь, то ли на днище ложиться, то ли наверх вылезать. Но проскочили.
15 января мы поддерживали 5-ю Орловскую дивизию, 556-й полк полковника Качура. Мы двумя машинами выскочили – пехота лежит, лейтенанта убили. Подбегают, просят: «Ребята, поддержите огоньком!» Кроме штатных снарядов, что в кассетах, у нас навалом на днище под командирским сиденьем – наверное, штук 80 всего. Ну, мы все их и выпустили. И подкалиберные, и бронебойные – лишь бы стрелять, испугать немца. Пять штук только оставили. Пехота поднялась, взяла, что положено. Полковнику, видно, понравилось, нас представили к наградам. Я «звездочку» получил за этот бой. Да, а медаль «За отвагу» я еще в пехоте получил.
Те же танки на улицах столицы Австрии
Потом пошли мы дальше и 21 января вышли к границе Восточной Пруссии. 23 января наша машина вышла из строя. Потрепанные машины были, старые. Уже в Ортельсбурге, в Восточной Пруссии – первый крупный город, который мы взяли. Утащили на ПРБ, подремонтировали и в начале февраля опять на фронт. Приехали, а от нашего самоходного полка три машины осталось – все выжгли. Броня-то на нашей 76-миллиметровке слабенькая, 15 мм сбоку – всем пробивалась. Мы машину «Прощай, Родина!» называли. А еще «сучкой». Стали поддерживать пехоту. Прибегает майор и говорит: «Вот, видите три дома? Там немцы. Надо дома разбить». Пожалуйста. Десять минут – и все три дома вдребезги. Майор потом снова прибегает. «Вот там еще дом. Его тоже надо». Ну, мы по нему начали стрелять, а он не разваливается. Через некоторое время командир полка с палкой к нам бежит. Мол, по своим стреляете. Мы ему – так вот же, майор нам указывал. А майор сразу – я, мол, не туда указывал. Командир полка за палку – мода была тогда такая, с палками ходить – и на нашего лейтенанта. Лейтенант за пистолет: «Товарищ полковник, если ударите – вас застрелю и сам застрелюсь». Тот сразу утих. Короче говоря, то, что мы были представлены к орденам, – наградные листы ликвидировали. За строптивость.
Пошли мы дальше воевать. Прошли мы тогда Алленштайн, Гутштадт. Стояли севернее деревни Петерсвальде, недалеко от того места, где Черняховского убили. Там были скотные дворы. Их по два-три раза в день пехота брала, ее оттуда выбивали. В ночь на 25-е мы съездили заправились, пополнились снарядами, горючим и вернулись обратно. А 25-го приказали взять эти дворы. Уже 4 машины у нас было – с ПРБ пригнали подремонтированные. Сходили один раз в атаку – машину одну подбили. Мы вернулись обратно. Откуда там появились противотанковые средства – не знаю. До этого мы просто хулиганили – останавливались метрах в 600 от немецких траншей и что хотели, то и делали. Не было у немцев противотанковых орудий. А тут вдруг болванкой… Наводчик и заряжающий погибли.