Танковая атака

Помедлив, Зернов открыл скрипнувшую бронированную дверцу и вышел из машины. Прямо перед ним, в нескольких метрах от «Вилли», из кустов косо торчала вросшая в землю груда ржавого железа. Катки правого борта почти до самого верха ушли в засохший до каменной твердости суглинок, метелки сухой травы щекотали дульный тормоз бессильно поникшего ствола. В ржавых, испещренных глубокими шрамами и вмятинами бортах зияли многочисленные пробоины, гусениц не было и в помине. Крышка открытого командирского люка стояла торчком, и даже издалека было видно, что она приржавела намертво, люк механика-водителя зиял пустой четырехугольной дырой; мятые крылья поросли мхом и травой, над моторным отсеком шелестела увядающей листвой молодая березка. На рыжем фоне ржавчины темнели уцелевшие каким-то чудом чешуйки краски; особенно много их почему-то осталось на свернутой набок башне, и, вглядевшись, Зернов сумел разобрать словно выложенный частично осыпавшейся мозаичной плиткой бортовой номер – 107.

К нему, покачиваясь, подошел и остановился рядом Самарцев.

– Укачало на хрен, – сообщил он, ковыряясь пальцем в пачке сигарет. – Ну и дорога, чтоб я так жил! Короче, обратно в кабине поеду я. А что, – повернулся он к провожатому, – сразу нельзя было сказать, что это обыкновенная мишень?

– А что бы изменилось? – невозмутимо пожал плечами тот. – Вы бы вряд ли поверили, а если бы даже и поверили, просто обязаны были бы проверить.

– Оно-то, конечно, так, – вздохнул Самарцев и защелкал зажигалкой.

Зернов приблизился к танку и обошел его кругом. На правой стороне башни номер сохранился еще лучше, здесь даже можно было разобрать криптограмму – точно такую же, как на фотографии, сделанной учителем из Верхних Болотников. Жалюзи моторного отсека отсутствовали, позволяя убедиться, что внутри нет ничего, кроме толстого ковра перегноя и опавших листьев да пары массивных ржавых железяк непонятного назначения. Капитан не поленился вскарабкаться на броню и заглянуть в командирский люк, убедившись при этом, что в танке нет не только двигателя, но и орудийного замка. Внутри открытой ветру и дождю железной коробки стоял неприятный, затхлый запах годами превшей здесь листвы, под люком в пятне солнечного света покачивались бледные стебли какой-то травы. Зернов разглядел выглядывающий из-под слоя прелого мусора позеленевший, проеденный коррозией до дыр бок стреляной снарядной гильзы, пожал плечами и спрыгнул на землю.

Самарцев, попыхивая сигаретой, тоже подошел к «тигру», бесцельно попинал носком ботинка вросший в землю ржавый каток, зачем-то засунул руку в одну из пробоин, порезался об острый стальной заусенец и, выругавшись матом, принялся отсасывать из ранки кровь. Его легкомысленное поведение в данном случае выглядело вполне уместно: осматривать тут было нечего, все стало ясно буквально с первого взгляда. Отойдя подальше, Зернов для очистки совести сфотографировал танк с разных ракурсов, проверил качество полученных снимков и повернулся к Анатолию Степановичу.

– Можем возвращаться.

На обратном пути «пленный фриц» гнал свою полугусеничную каракатицу уже не так быстро – то ли жалел подвеску, то ли больше не видел смысла спешить, то ли, что представлялось наиболее вероятным, давал своему шефу время как следует обработать заместителя областного прокурора.

– Этот сто седьмой тут испокон веков торчит, – рассказывал он по дороге. – Может, еще с войны остался, а может, притащили, когда открыли полигон. И все эти годы наши бравые танкисты по нему почем зря болванками лупили. Сергей Аркадьевич, когда его обнаружили, сильно расстраивался: такую, говорит, хорошую вещь угробили! Это ж раритет, вымирающий вид, вроде своего тезки, уссурийского тигра… У него, у Сергея Аркадьевича, тогда всего две машины было, КБ и «тридцатьчетверка», а немца ни одного. Так он, пока первого живого «тигра» не отыскал, долго носился с идеей как-нибудь восстановить этот хлам. Но куда там!.. А потом подвернулась ему на аукционе в Бельгии первая «пантера», и пошло, и поехало… Пострелять не хотите, ребята? – оборвав рассказ, неожиданно спросил он.

– В кого? – горько отшутился Зернов.